Почему Вилл?!
Я раскрыл глаза — и обнаружил, что дрыхну, откинувшись на оголовье высокого кресла. Шея затекла, задница окаменела, в левое плечо как будто забили гвоздь. Поморщившись, я медленно выпрямил руку и пошевелил пальцами. Ох, мать твою…
Вилл разговаривала, сидя в постели с ногами. На коленях она держала тщательно отполированный опаловый шар, отсвечивающий бледным голубовато-холодным светом. Ну надо же. А я думал, это украшение какое-то дурацкое. На нем пыли было — писать можно. Я посмотрел на стену, по которой растекалось пятно мутного света. Буквы MD были не то чтобы ясно видны, но вполне различимы. Вот дьявол. Сегодня же протру этот чертов шар. Обязательно протру.
Шар что-то требовательно нудил мужским голосом. Я прислушался. Не французский гундеж, не итальянская трескотня, даже не арабский — я встречал арабов, ничего общего. Никогда этого языка не слышал. Вилл качнула головой, ответила что-то коротко и резко.
Лицо у нее было собранное и напряженное, колышущиеся тени превратили полуулыбку в гримасу. Шар опять заговорил, уже громче, в голосе мужчины явственно слышалось раздражение. Вилл слушала, прикусив губу, босая нога раскачивалась, отбивая по полу бесшумный ритм. Раз-два, раз-два-три, раз-два, раз-два-три.
Мне это не нравилось. Не нравился странный ночной разговор, не нравился свет, синюшный, как пальцы покойника, не нравилось лицо Вилл.
Происходило что-то паршивое, и я даже не понимал, что.
Шар выплюнул еще пару фраз и погас. Темнота рухнула на комнату, и круглый глаз луны в окне казался тусклым, как бельмо слепца. Я прикинул время. Третий час ночи, не раньше. О чем можно говорить в три часа ночи? Женщине? С раздраженным мужчиной?
— Что случилось?
Вилл молчала, теперь я явственно слышал шлепки босой ноги о пол. Раз-два, раз-два-три. Раз-два, раз-два-три.
— Так плохо?
Шлепки затихли. В комнате вспыхнул свет — яркий, будто сотня свечей. Свет хлестнул по глазам, я взвыл и зажмурился, а под веками плясало багровое пламя.
— Предупреждать надо!
— Извини.
Кровать заскрипела, раздался тяжелый мягкий удар — кажется, Вилл швырнула шар на подушку. Может, инициалы эти дурацкие сотрутся — если повезет, конечно. Наверняка есть правило, запрещающее писать инициалы на загадочных и могущественных магических артефактах. Точно есть. Я осторожно открыл один глаз. Вилл уперлась здоровой ногой в пол и покрепче ухватилась за спинку кровати.
— Ты куда?
— На кухню.
— Позвольте вас сопроводить, миледи.
Я любезно протянул руку и выдернул Вилл из кровати, как репку из грядки.
— Знаешь, я думаю, мне надо купить клюку. У каждой уважающей себя ведьмы должна быть клюка. Я буду ковылять, скрючившись в три погибели, и громко кряхтеть.
— Отличная идея.
— А еще клюкой можно лупить мудаков, которые меня бесят.
— Запросто, — глубокомысленно кивнул я. — Кстати. Если просверлить в дереве дыру и влить туда свинец, ты их вообще поубиваешь.
— Гениально. Мне срочно нужна такая штука.
— Я закажу. А пока можешь просто назвать имена. Некоторые, знаешь ли, и без клюки справляются.
На кухне Вилл сходу двинулась к шкафу и извлекла из него квадратную прозрачную бутыль, в которой плескалось желтое и маслянистое.
— Будешь?
— Нет. И тебе не советую — на пустой желудок, — я решительно отобрал бутылку и переставил на полку повыше — так, чтобы Вилл не достала. — Хочешь — вина выпей.
Черт его знает, из чего они это желтое пойло делают. Оно жжет язык, смердит клопами и отшибает мозги с одного кубка. Иногда, конечно, полезное свойство — но точно не сейчас.
Вилл смотрела на меня, не мигая. Я смотрел на нее. И тоже не мигал. Как будто тот, кто первый моргнет, проиграет.
— Ладно, — сказала Вилл. — Пускай вино. Будешь?
— Давай.
Я выиграл. Ура-ура.
Вилл достала кувшин с вином, а я, осененный гениальной идеей, смотался в спальню и обнюхал остатки курицы. Вроде не прокисло. Видок, конечно, так себе — но лучше такая закуска, чем никакой.
— Вот, — гордо сказал я, выставляя на стол остатки былой роскоши. — Ешь давай.
Вилл поморщилась.
— Не кривись, я проверил, нормальное. Хочешь пить — пей по-человечески.
Покачав кубок в руках, Вилл сделала большой глоток, потом еще один. Я оторвал курице крыло и сунул ей в руку. Вилл посмотрела на мясо, как на дрыгающего ногами жука-навозника, но откусила и начала медленно, старательно пережевывать — будто делала тяжелую и неинтересную работу.
— Продышалась? Будешь говорить?
Вилл опять откусила мясо. Вот же черт. Она что, на каждый вопрос рот едой набивать будет? На мгновение я испытал сильное желание отобрать чертово крыло и вышвырнуть его в окно. Даже зажмурился от усилия, преодолевая соблазн. Каюсь, ибо грешен. Я отбирал еду у голодных женщин и калек. У голодных женщин-калек. Я буду гореть в аду.