— А если этих людей всего лишь попросили отвезти груз по определенному адресу? И они понятия не имели, что именно везут?
— Тогда какого дьявола они бросились на меня с оружием?!
— Потому что ты высадил дверь и ворвался в дом с мечом!
— Если ты была против, зачем пошла туда вслед за мной?!
— А что мне было делать? Ждать, пока тебя на крыльцо по кускам выкинут?
— Я бы справился!
— Да, конечно!
Мы злобно таращились друг на друга через стол, как два кота перед дракой.
— Какая разница, кем они могли быть? Они были преступниками, и мы это выяснили!
— О да! Одному свернули шею, двоих покалечили. А если бы это были обычные слуги? Как бы ты себя чувствовал?!
— Усталым! — грохнул я кружкой о стол. Глина треснула, и малиновый отвар тонкой струйкой потек мне на пальцы.
Ох. Черт. Я же несильно ударил.
Нелепая птица укоризненно смотрела на меня круглым синим глазом.
Вилл молча бросила через стол тряпку. Соорудив из нее плотину, я запрудил липкий ручей и попытался зажать ладонью трещину.
— Давай сюда. Я выброшу, — протянула руку Вилл. Я сидел с этой несчастной чашкой как дурак, с пальцев капала розовая вода.
— А ты ее не заколдуешь?
— Проще выбросить. Я посуду хреново чиню. Минусы узкой специализации. — Вилл выплеснула остатки отвара и с силой швырнула чашку в корзину для мусора. В плетеные стенки ударили осколки.
— Держи, — поставила Вилл передо мной другую чашку, ровного и скучного болотного цвета.
— Скажи мне, у какого гончара ты брала посуду. Я куплю такую же.
— Да хрен с ней. Ты прав, дурацкий был рисунок, — Вилл хмурилась. От этого у нее на лбу у нее проступали две морщинки — одна короткая и одна длинная.
— Нормальный. Красивая птица, честно.
— Ага, с перьями.
Я чувствовал себя виноватым, и это было дерьмовое чувство. Мне нужно было что-то сделать. Прямо сейчас. Немедленно. Склеить эту гребаную чашку. Купить новую. Купить пять новых. Швырнуть в стену вторую чашку — с уродским вишневым цветком. Что-нибудь.
Ну мать же твою. Какого хрена этот мудак лепит такие хрупкие чашки? Чуть стукнешь — и пополам разваливается. Завтра найду этого сукина сына. Найду и весь товар ему об голову переколочу. Сволочь.
— Хорошо, — медленно выдохнул я. — Ладно. Ты недовольна результатом. И что бы ты сделала на моем месте?
Вилл села напротив меня, положила на стол сцепленные руки.
— Проследила бы за домом подольше. Собрала информацию.
— Выяснила, что двое из пяти — слуги, которые, вероятно, ни в чем не замешаны… Отлично. И что дальше?
— Дальше… Постучала бы в дверь и представилась.
Несколько секунд я таращился на Вилл, осознавая весь безграничный идиотизм этого плана.
— Ты… прости… что?
— Представилась бы. Если слуги поймут, что я не грабитель, а страж закона, они не будут участвовать в стычке.
— А если преступники поймут, что ты страж закона, они поднимутся на второй этаж и нашпигуют тебя арбалетными болтами!
Только полный идиот любезно предупреждает врага о нападении. Идиот и самоубийца.
— Я же не говорю, что это более безопасный вариант. Я говорю, что он более правильный.
— Более правильный — это и есть более безопасный!
— Я сюда шла не для того, чтобы свою безопасность обеспечивать! Хотела бы спокойной жизни — научилась бы вышивать гладью!
— Вот лучше и научилась бы! — схватился за новую чашку я, но опомнился и аккуратненько отодвинул в сторону. — Много ты чужой безопасности наобеспечиваешь, если сама подохнешь!
Идеалистка, мать твою. Сэр Персиваль в сияющих доспехах.
У деда моего старший брат был. Весь в идеалах и убеждениях, как дворовый пес в блохах. Отправился в Крестовый поход и помер на корабле от поноса, так и не доплыв до Святой земли. Тело благородного сэра Раймунда выбросили в море, а его младший брат унаследовал титул и земли.
Будешь сражаться за идею — останешься, как дурак, с идеей. Могилы нет, а идея есть.
Вилл смотрела на меня в упор, прикусив губу.
— Это твой выбор — пожал плечами я. — Если уж ты дожила до своих лет и все еще дышишь — наверное, знаешь, что делаешь.
Но присмотреть за тобой нужно. Крестовые походы — паршивая идея. Там умирают часто.
Спать оставалось всего ничего. Восток уже светлел, и в ветвях уже шебуршили, перекликаясь, воробьи.
Хорошо быть птицей. Жри. Спи. Окучивай самок. На головы кому хочешь гадь. Не жизнь, а красота. Я бы не отказался. Ну, не воробьем, конечно, но хотя бы соколом — с удовольствием.
Сбросив второй сапог, я завалился, не раздеваясь, на кровать, и закрыл глаза. В голове шумело, как с перепоя, мысли вспыхивали и гасли быстрее, чем я успевал додумать их до конца.