Зато я поймаю брауни. Сам. Я одолею брауни. Вот о чем я буду думать. А не о том, что если придушу эту каргу и зарою ее у сарая, никто и не хватится.
Надо бы старой мымре посоветовать, чтобы она к шерифу на поклон сходила. Нельзя же мне одному столько счастья, пускай и Паттишалл порадуется.
Вскоре я приспособился просто не слышать старую грымзу. Спасибо моему не-папаше, этим искусством я овладел в совершенстве. Очистив помыслы и укрепив дух, я принялся разрабатывать план засады. Во-первых, нужно было где-то спрятаться самому. Насест мой вес точно не выдержит — рыцарь в доспехах потяжелее курицы будет. Но вот сваи у сарая были крепкие. Я пошарил сначала по бабкиному двору, потом по соседским и, найдя пару широких прочных досок, приспособил их поверх насеста. У бабки нашелся льняной жмых, а соломы я надергал прямо из крыши. Свил что-то вроде длинной пушистой косы, обильно пересыпая ее масляными отжимками, разогнал пинками кур и выложил свое творение вдоль стен, следя, чтобы не было пропусков. Потом для верности еще и полил солому маслом. Полыхнуть должно знатно. Правда, сгорит быстро, но я потороплюсь.
Окинув взглядом свое творение, я остался вполне доволен результатом. Правда, куры мне доверия не внушали. Слишком уж они интересовались масляным жмыхом. Поэтому я подпер дверь в курятник чурбаком и сказал бабке, что если хоть одна птица проникнет внутрь, я больше пальцем о палец не ударю. Бабка, истово крестясь, побожилась, что грудью оборонит курятник от захвата. И тут же, демонстрируя боевую подготовку, швырнула в пеструху камнем. Что удивительно, попала. Да у меня половина гарнизона с такого расстояния промазала бы. Нет, не на своем месте бабка, не на своем. Ей бы арбалет в руки, да в битву. Враг был бы повержен.
Глава 28, в которой Марк демонстрирует самообладание
Последней нерешенной проблемой был сон. Если уж я собираюсь провести ночь на насесте, то днем нужно вздремнуть. И я даже знал, где это можно сделать. Есть же дом, куда точно не вломится слуга с криком «Милорд, вас ищет шериф!». И жалобщики туда не припрутся. И очередного карманника никто туда не потащит. Райское, словом, местечко. Ну и Колючка. Колючке ведь нужно общество. Думаю, общество спящего Денфорда ничем не хуже любого другого.
Развернув коня, я двинулся к дому Вилл.
Много раз я сидел на этой кровати. Пришло время полежать!
Колючка набросилась на меня с порога. Завопила дурным голосом и полезла вверх по штанам, разевая от натуги розовый рот. Я подхватил ее под мохнатую задницу и взял на руки. Колючка тут же зарокотала, закогтила мой палец и принялась его сосредоточенно вылизывать, иногда прикусывая игольчато-острыми зубами. Я попытался было освободиться от захвата, но потом смирился и отдал руку врагу на поругание. То есть погрызение. Пускай это будет платой за место для сна. Так будет честно.
На всякий случай я проверил Колючкину миску — саксонка мне никакого доверия не внушала. Но в плошке действительно валялось несколько кусочков мяса, не обветренных и не тухлых. Я поставил миску на пол, и Колючка, тут же спрыгнув с рук, полезла проверять, чем еще ее порадовали.
— Мя? — спросила она у меня, не обнаружив ничего нового.
— Что — мя? Это жри. У тебя еще много.
— Мя! — возразила Колючка и забежала наперед, стратегически отрезая мне путь к отступлению. Маневр был стремительным, и я едва успел замереть, балансируя на одной ноге. Перед глазами пронеслись видения раздавленной Колючки, испачканного сапога и разъяренной Вилл.
— Сдурела?! Ты что творишь?
— Мя-а-а-а! — заверещала мелкая дрянь, выпучив глаза. — Мя-а-а-а!
— Ладно, черт с тобой! Ладно! — Я полез в холодный шкаф, отломил кусок сыра и швырнул его блохастой паршивке. — Вот, жри!
Колючка, ухватив сыр, зарычала и, воровато озираясь, ломанулась под стол. Я воспользовался шансом и дал деру.
На кровати был все тот же бардак. Я сгреб было тряпки в кучу, потом устыдился, сложил их по-человечески и убрал в шкаф. Застелил разворошенную кровать покрывалом, стянул сапоги и плюхнулся на матрас. Подушка пахла Вилл. Запах тела, нежный горький аромат благовоний, слабая нотка пота, на удивление приятная.
Так ведь и не поговорила со мной, паршивка. Ну что за человек? Неужели так тяжело? Просто сказать: «Марк, все хорошо». Пять секунд дела!
Не успел я закрыть глаза, как внизу раздался дробный топоток. Дернулось, натягиваясь, покрывало. Благоухающая сыром Колючка влезла на кровать, забралась мне на грудь, покрутилась и улеглась на шею, как душный меховой воротник. Передвинув легкое горячее тельце, я накрыл дурищу рукой, предупреждая попытки вернуться на исходную позицию.