Принарядиться покойница любила.
О чем это нам говорит?
А хер его знает, о чем.
Почесав в затылке, я поднялся, отступил в сторону и внимательно оглядел закоулок. Обшарпанные стены, истоптанная в камень земля, на которой белеют высохшие катышки собачьего дерьма. Если тут и были какие-то следы, зеваки и стражники их давно затоптали. Хотя откуда им взяться, следам-то? Будь я убийцей, подошел бы сзади, ухватил за подбородок… Чисто и быстро. Эта дурища и пискнуть бы не успела.
Но зачем она вообще сюда пошла?!
Стражники, сгрудившись у входа в тупичок, таращились на меня, как школяры на бродячего фокусника. Напряженное предвкушение в их взглядах требовало действий… И я сделал единственное, что мог.
— Ну, чего встали, остолопы?! Телегу сюда, живо!
Не знаешь, что делать? Сразу же укажи подчиненным на их недомыслие. Первейшая заповедь любого начальника!
Телега нашлась удивительно быстро. А вслед за ней нашелся и супруг убитой — зеленщик Томас Миллер. Кто-то из зевак узнал покойницу и сбегал в лавку, сообщив Миллеру о безвременной кончине супруги.
Здоровенный, заросший до бровей мужик явился в кордегардию до того, как мы привезли тело. Увидев телегу, он побледнел, стащил с головы войлочный колпак и широко перекрестился.
— Алиса… Да как же это… Пресвятой Господь, Алиса…
Широкое, как блин, лицо, сморщилось, уголки губ опустились, брови задрались домиком. Томас Миллер очень старательно изображал горе, но получалось у него, прямо скажем, паршиво.
Я махнул рукой Тобиасу. Понятливо кивнув, тот прихватил скорбящего вдовца за локоть.
— Ступай внутрь. Милорд Денфорд желает с тобой побеседовать.
— Со мной? А что я? Что я-то? — забормотал, вяло подергивая рукой, Миллер, но Тобиас надавил, и вдовый зеленщик, загребая ногами пыль, поплелся внутрь.
Я не торопясь подошел к телеге, еще раз оглядел тело, покрутился по караулке, реквизировав припрятанный кувшин с вином, проверил дежурных — с перегаром, но трезвые. И только после этого прошел к себе.
Подозреваемый — он как карась. Чем дольше томится, тем потом разделывать легче.
— Милорд Марк! — вскинулся, увидев меня, Миллер — достаточно, видимо, истомленный.
Я прошел мимо него за стол, налил в кубок вина и, развернувшись к окну, сделал несколько глотков — загадочный и величественный.
Ну, я надеюсь.
Задумано было так.
Я пил вино и прислушивался к шумному, одышливому дыханию за спиной. Когда пыхтение достигло апогея, я развернулся и рявкнул:
— Рассказывай!
— Что? — вздрогнул Миллер. — Что рассказывать?
— Все! И не вздумай врать — мне уже многое известно. Начнешь вилять — пожалеешь!
— Я… Вы… Да что же это… Милорд… Да как же… — зашлепал пухлыми масляными губами Миллер. — Да я же…
— Говори! — врезал я кулаком по столу так, что доски скрипнули. Несчастный зеленщик шарахнулся так, словно перед ним молния в пол ударила.
— Милорд Марк! Не виноват я, богом клянусь! Богом и всеми святыми! Ну да, изменяла мне эта дура — так что ж теперь, резать ее, что ли?
— А почему бы и нет? Супружеская ревность — весомая причина для убийства.
— Да какая ревность, милорд Марк! Какая ревность! Про то, что Алиса на передок слаба, я с самого начала знаю. Отец ее и предупредил, когда о свадьбе уговаривались: так мол и так, дают тебе, Томми, приданое, но не просто так даю, а с умыслом. Чтобы я, значит, за дочкой евойной присматривал и не обижал, если вдруг оступится.
— И ты согласился?
— А чего нет-то? Давайте начистоту, милорд Марк — вы много жен добродетельных знаете? Чтобы мужа любили, себя в строгости блюли, на других мужчин глазами не стреляли? Вот то-то же… Какую бабу ни возьми, любая или творит блуд, или о блуде мечтает. Но я-то хоть выгоду с этого имею, в отличие от остальных рогоносцев. Гуляет Алиса? Ну и пускай гуляет. Главное, чтобы денежки ее папаши крутились и доход приносили. А я, если вдруг припечет, и сам погулять пойду. Причем свободно пойду, от жены не скрываясь! Много вы других мужей знаете, чтобы такую жизнь вольготную вели?
Раздухарившийся зеленщик выгнул грудь колесом, как взлетевший на шест петух, и гордо огляделся вокруг. Если бы в комнате были те самые другие мужья, волосы на себе рвали бы от зависти.
И было с чего! Устроился чертов Миллер действительно преотлично. Жена-красотка, приданое, любовницы — еще и дома никто не пилит. Не жизнь, а сказка!
А что жена гуляет — так зеленщик не рыцарь. Ему про честь думать не нужно. Была бы петрушка свежая и капуста без гусениц, а остальное — не стоящие внимания мелочи.
Не было у Томаса Миллера никакого резона супругу свою жизни лишать.