Я стараюсь не смотреть на груды каменной плитки, которой запросто можно расшибить кому-нибудь голову, если получше прицелиться. Делаю глубокий вдох.
Дом, в котором мне предстоит жить, весь в строительных лесах. Я протискиваюсь к двери подъезда, чувствуя, как накатывает тошнота. Ну почему везде, где я ни окажусь, сплошная стройка?
Рядом со входом пыхтит бетономешалка. Никому, конечно, и в голову не приходит, что внутри может быть спрятан труп. Нет, в бетономешалке — только бетон и больше ничего.
На коврике под дверью скопился целый ворох рекламы. Мне повезло: удалось снять жилье, хотя времени было в обрез. «Веди себя хорошо и следи за квартирой. Люди за тебя поручились — смотри, не подведи. Сказали, что Сандра Нильсон, девятнадцати лет от роду, в общем и целом порядочная девушка — вот и будь порядочной».
Я обхожу квартиру — если так можно сказать о комнате с кухонным закутком и душевой. Включаю свет, трижды спускаю воду в туалете для проверки. Крыс тут нет, змей — тоже. Проверяю плиту, открываю окно. Падаю на кровать: матрас совсем не пружинит. Занавеска в душевой висит на одном крючке — надо приладить получше, пока совсем не упала. А то нечем прикрыть плесень в углу.
Я разбираю вещи, застилаю кровать, устраиваюсь в новом доме.
12. Independence Day[2]
— Привет, София! Говори громче, не слышно. Нет, я не в квартире, я в городе. Поесть собралась. Да, с одной… коллегой. Симпатичная девчонка, тоже с севера. Из Умео. Не могу больше говорить, нам пора. Ага… Она город знает. Услышимся. Все, деньги на карточке заканчиваются. Обнимаю.
Я быстро кладу трубку, пока София не начала расспросы. Я свой долг выполнила: позвонила, успокоила. А она, конечно, весь вечер будет думать, что это за коллега с севера.
Домой я поеду не скоро. Может быть, на Рождество.
Шагая по слякоти на улице Кунгсгатан, я вдруг чувствую, что ужасно проголодалась. Покупая гамбургер, вспоминаю голубцы, которые готовит София. В кафе куча народу, и я выхожу на улицу, чтобы спокойно поесть. Заглядываю в окна ресторанов — какой выбрать? Где отметить свой «день независимости»? Везде полно народу, очереди. Не понимаю, почему — вроде будний день. На севере в такой час все сидят по домам.
Вдруг передо мной вырастает спина: черная кожаная куртка, темные волосы. Внутри все сжимается: хочется броситься к нему, обнять, запустить руки под куртку. Мысли путаются: а вдруг невозможное возможно… Парень переходит улицу, и я вижу его профиль: нет, невозможное по-прежнему невозможно. И походка не как у Себа. В голове звучит злобный голос: ты же собиралась его уничтожить, разве нет? А сама пялишься на парня только потому, что со спины похож на него! Возьми-ка себя в руки, Эс.
Останавливаюсь перед запотевшим окном: в тесноте ресторана снуют люди, как рыбы в аквариуме. Примет ли косяк рыб и меня? Или придется забиться в угол и глядеть оттуда несчастным мальком? Стук в окно. Два парня, протерев запотевшее стекло, жестами зовут меня войти. Я чувствую, что краснею, и уже делаю шаг к входной двери, как вдруг замечаю, что парни смеются. Гогочут во всю глотку, так что пиво чуть не плещет через край. Я тут же поворачиваю и шагаю прочь. Скорее прочь отсюда, от этих сальных взглядов.
В метро я спускаюсь почти бегом, но кто-то все же успевает схватить меня и не отпускает.
— Красотка… Пойдем-ка со мной… — сипит вонючая пасть.
Вырываясь из цепких лап, я вижу лицо — нет, красную ухмыляющуюся рожу. Но меткий удар коленом в пах стирает ухмылку. Из красной рожа превращается в малиновую, и парень опускается на ступеньки. Я бегу к перрону, а он кричит мне вслед: «Сука! Грязная сука!»
Надеюсь, ему по-настоящему нестерпимо больно, так что он будет сидеть на ступеньках, пока я не уеду.
Меня тошнит. Я падаю на зеленое клеенчатое сиденье в вагоне и сижу, глядя на проносящиеся мимо станции. Чем дальше, тем лучше. Все-таки я поставила этого урода на место. Попадись мне еще раз!
В животе какая-то ноющая пустота. Одиночество. То, что не приятно — мучительно. То, что мучительно — позорно. Позор тебе, Сандра Эс. Позор мне.
Выхожу из вагона и вижу телефон-автомат. Красный металлический корпус так и светится. Это же знак: позвони, позвони, он только и ждет, когда ты позвонишь… Скоро он наденет солдатскую форму, и тогда ищи-свищи, но пока он дома и ждет твоего звонка. Именно твоего, Эс! Ту, другую, он уже забыл. Ведь он не может позвонить тебе сам — у тебя нет телефона, а он знает лишь, что ты уехала в Стокгольм, больше ничего. И где ему тебя искать?
На телефонной карточке восемь единиц. Ладно, попытка — не пытка.