— Э-э… нет, — говорю я.
Никто не интересуется, почему «нет», и не уговаривает меня участвовать в какой-нибудь безумной затее. Все только кивают и продолжают трепаться. Они будут музицировать, жонглировать и показывать фокусы с йо-йо. Кажется, праздник получится на славу.
День в школе проходит как всегда — без поражений и побед. На большой перемене у меня рвутся по шву между ног брюки, но этого никто не замечает. Так что можно считать, что все в порядке.
По дороге из школы, едва я успеваю надеть наушники, рядом со мной откуда ни возьмись возникает Ада. Довольно странно — я и не подозревал, что нам по пути. Понятия не имею, где она живет, но никогда раньше ее здесь не встречал.
— Как штаны?
— Какие штаны? Эти? С ними что-то не так?
— Проехали. Что это ты слушаешь? — спрашивает она, кивая на наушники.
— Да так, всякое разное.
— Круто. Мне тоже разное нравится.
— Да, разное — это хорошо.
— Очень разное?
— Скорее разное, чем одинаковое, во всяком случае.
— Круто. А можно мне послушать… немного разного? Просто понять, насколько оно разное?
— Да… конечно.
Надо уметь держать удар — судя по всему, она хочет оценить широту моих музыкальных вкусов. Честно говоря, не знаю даже, как с этим справиться.
В кармане у меня лежит дряхлый mp3-плеер. Там полно огроменных мужчин, поющих громкими голосами, — наверняка довольно однообразно на первый взгляд. Не думаю, что «разное» в Адином представлении относится к гем, от чьих голосов дрожат стекла.
— У меня аккумулятор сел, — говорю я, пошарив в кармане.
— Ну, может, мне хватит, чтобы хоть немножечко послушать?
Ну кто, кто, кроме меня, из моих ровесников слушает оперу?! Конечно, никто. Ладно, признаюсь, в больших количествах это тяжело. Там нет припевов и там много о смерти. Но я тащусь от голосов. Например, от баритонов, выводящих звуки так, что у меня уши потеют. Словно маслом смазанные голосовые связки, огромные легкие, мощные брюшные мышцы — и вдруг наружу вырывается сумасшедший звук.
Что же мне выбрать?
Я лихорадочно перебираю записи. И почему я только не загрузил нескольких лауреатов «Грэмми» или каких-нибудь исполнителей с канала «Дисней»! Но — поздно. Я нажимаю на кнопку у имени Брина Терфеля. Этот валлийский бык поет лучше всех на свете.
Ада надевает наушники, провод оказывается коротковат — мы идем слишком близко друг к другу.
В сущности, никакой катастрофы не случится, если она пустит по школе слух о том, что я слушаю оперу. Популярность мне это вряд ли принесет, но странности прибавит. Если приплюсовать к этому мою коллекцию маньяков, могу выглядеть крутым фриком. Но настоящая моя цель — быть как все: серым и незаметным. Правда, трудновато иной раз не сорваться.
Ада смотрит на меня. Ничего, кроме ужаса, насмешки или вопроса, не шутка ли это, я от нее не ожидаю.
— Круто!
— Что?
— КРУТО! — повторяет она очень громко.
Я киваю. Неужели она действительно так думает? Ада слушает еще немного и только потом снимает наушники.
— Вот это голос! — говорит она. — А что-нибудь другое у тебя есть на плеере?
Ну вот, приехали. Ну почему я на всякий случай не записал какую-нибудь Леди Гагу?!
— Возможно…
— Или тебе только такая музыка нравится?
— Нет, мне разное нравится. Но иногда… иногда классно бывает… такое. Ну, так, изредка.
— Тебе нравится только такая музыка, да?
В этом главная сложность с девчонками. Они все секут, даже когда нарочно темнишь. Это и пугает, и поражает одновременно.
— На самом деле да.
— А сам поешь? — спрашивает Ада.
Тут я и впрямь струхнул не на шутку. Понятия не имею, как так у девчонок получается, будто они читают в твоей душе, стоит только изменить выражение лица или открыть рот.
— Я?.. Ну да, пою немного.
Ах, черт, недаром говорится: язык твой — враг твой. Потому что как раз об этом я никому никогда не собирался рассказывать. И, что меня здорово тревожит: Ада, похоже, уже все знает.
— Классно!
— Правда?
— Ну, сам посуди: что делают другие? Играют в футбол или в школьном оркестре. Знаешь, как много девчонок танцует? Да почти все! А ты — ты поешь оперу!
— Я не очень-то здорово умею…
— Да какая разница!
У меня перехватывает дыхание, хотя мы идем очень медленно.