У казарм собралась практически вся рота: люди стояли и молчали, в угнетающем томлении ожидая своей участи. Была растерянность, но не было страха: мужество не давало ему просочиться и показать себя. Гордо встречали воины Гондора, веря в волю своего Короля, веря в остроту своего клинка, веря в себя самого. Но неизвестные враги на скрытых тропах порой бывают даже страшнее открытого боя. Прозвенели колокола на башне и сказали, что наступило семь часов. Через мгновение показался перед солдатами капитан, сурово было его лицо. Обвел он их оценивающим взглядом, объявив:
- Солдаты! Враг двигается прямиком к нашей древней столице - городу Остгилиату! Уже завтра вечером он будет там! И мы обязаны его остановить, - все слушали эту речь, не дыша, даже сердце слушателей остановилось. - Но времени у нас мало. Через два часа выдвигаемся, ибо надо спешить. Еще через три часа мы обязаны выйти к Остгилиату, там вы переночуете, а наутро пойдем к лиходеям в гости. Разведка докладывает: три тысячи конных, четыре тысячи пеших воинов идут к городу. Они не отдыхают и не спят, поэтому силы их не самые свежие, но непреклонна воля главного лиходея. Не думайте, что враг будет слаб, нет, но и не думайте, что он будет необорим.
Король Эльдарион отправил Лорду Тар-Телиону в помощь две тысячи пеших, тысячу конных и еще две гномьих сотни из Эребора. Но силы правителя Итилиэна пока что не известны, ибо многие поспешно были выставлены к границе. Пойдет и наша одиннадцатая рота. Воины, собирайтесь, и через час я жду вас здесь. Не берите с собой много вещей: долгого похода не будет. Пришло время защитить все то, что вы создавали всю свою жизнь! Защитить своих жен и детей, защитить Гондор и Короля!
Последние слова солдаты приняли воодушевленно, толпа ожила и заликовала. Но Гилронд молчал, думая о дочери, спешно отправился к дому Келебдора, чтобы проститься с ней. Мелиэль сидела рядом с домом, и засияли ее глаза, когда она увидела отца. Девочка подбежала и крепко обняла его, и совсем не хотел Гилронд уходить, даже на несколько дней. Но знал он, что от каждого воина будет зависеть исход битвы, и был готов сражаться до конца.
- Папа, ты уже уходишь? - сапфиры в глазах Мелиэль потускнели. Ее каштановые волосы в лучах заходящего солнца, кажется, были покрыты тонкой медной пленкой.
- Я же скоро вернусь, помнишь? - улыбнулся отец и нежно поцеловал ее в лоб. Но поцелуй этот был актом печали Гилронда. Холодными, как лед, показались Мелиэль губы отца.
- Отец, я буду ждать тебя, возвращайся как можно скорее! - она снова прижалась к Гилронду, и не хотели они покидать друг друга. Но время неумолимо шло вперед, поэтому прощание затягивать было нельзя.
- Мы будем уходить через главные ворота, приходи посмотреть на ту армию, что пойдет защищать тебя. Надеюсь, меня ты увидишь.
И они простились, и плакали каждый о своем, и неизвестно чьи слезы были горше. Но Гилронд дал обещание своей дочери, что вернется, а значит, он не мог нарушить своего слова. Мелиэль свято верила своему отцу, отгоняя всякую мысль о плохом исходе похода. Она приготовилась тихо ждать возвращения дорогого и любимого папы, как они снова будут вместе - как было и раньше.
А солнце медленно шло к закату, и белый камень Минас-Тирита стал похож на дивную и неизвестную горную породу, цвета пламени феникса. Второй раз за один день народ столпился у ворот, но теперь не было радостных криков, только тревога была в глазах людей. Они смотрели, как уходят воины, и слушали, как стучат барабаны гномов: «Там-там-тарам!». Плакали, не стыдясь, пытались прикоснуться к своим витязям. Дать напутственное слово отцам, сыновьям, мужьям. И где-то среди этой толпы мелькала маленькая девочка, которая пыталась попасть в первые ряды, чтобы увидеть отца. Она преодолела все препятствия, и теперь ее взору открылась страшная, но в тоже время прекрасная картина: в лучах заходящего солнца уходили за ворота гномы Эребора. Уходили конные и пешие воины: они ступали по цветам, которые остались с утра.
Девочка глазами искала своего отца, а когда нашла, задрожала всем телом. И он тоже увидел ее - маленькую, совсем маленькую среди больших людей. И сжалось его сердце, но не подал виду воин. А дочка не хотела, чтобы закончилось все так. Она достала из своей сумки венец из пурпурных цветков со вставками из красного мака. Корону держала в руках своих, настолько прекрасную, что позавидовал бы всякий князь древности. Когда отец прошел рядом с ней, не выдержала она и побежала к нему. Алым, как кровь, показалось ее белое платьице в медном свете заката.