- Вот только я опасаюсь, что, пока мы будем смотреть, вы себе все на свете отсидите на этих стульях. Нужно притащить что-нибудь получше. Кто у нас сильный?
И мы притащили два дивана из общего холла на втором этаже. По четыре человека, мы пронесли их по коридору в свой класс мимо закрытых дверей других аудиторий. Салливан помог нам придвинуть их к стене и закрыть шторы, чтобы экран не отсвечивал. В комнате стало темно, хотя за окном было утро.
Мы расселись на диванах, а Салливан развернул стул спинкой вперед и устроился рядом с нами. Мы смотрели начало истории Гамлета (который воспринимал себя слишком всерьез), и впервые с момента приезда я чувствовал себя почти на своем месте.
от: ди
кому: джеймсу
текст сообщения:
когда я увидела фей я подумала что м. б. увижу люка тоже,
но мне показалось, здесь так странно, как будто хотела в
рай, а попала в кливленд.
отправить сообщение? да/нет
нет
сообщение не отправлено.
сохранить сообщение? да/нет
да
сообщение будет храниться 30 дней.
Джеймс
Еще один невыносимо прекрасный день: деревья в долине еще зеленые, но на северных склонах окружающих холмов и гор листья уже загораются красным и оранжевым. Вид неестественный, как пейзаж вокруг игрушечной железной дороги. Проигрыватель был включен в режиме «громко до омерзения», и, наверное, поэтому я не слышал телефон. Только уловив краем глаза свечение экрана, я понял, что мне звонят.
Может быть, наконец позвонила Ди?
Схватив телефон с пассажирского сиденья, я взглянул на номер. Мама. Ну что ж. Я включил громкую связь и пристроил аппарат на приборную доску:
- Слушаю.
- Джеймс?
- Да.
- Кто это?
- Твой любимый сын. Плод твоего чрева, порожденный папиными чреслами, в бог знает сколько мгновений ока…
- Ты будто в аэродинамической трубе, - перебила мама.
- Я за рулем.
- В аэродинамической трубе?
Я потянулся и придвинул телефон ближе:
- Я говорю по громкой связи. Так лучше?
- Ненамного. Куда ты едешь? У тебя же сейчас занятия.
Я сунул телефон за солнцезащитный козырек. Наверное, все равно шумно, но лучше уже не будет.
- Раз ты знаешь, что у меня занятия, зачем звонишь?
- Огрызаешься?
Прищурившись, я всмотрелся в дорожные указатели и увидел маленький знак с надписью: «Исторический центр города Гэллон, штат Вирджиния» - и стрелкой влево. (По-моему, писать «Вирджиния» не стоило - любой турист, доехавший до этого указателя, не может не знать, в каком штате он находится.)
- Нет, мам, огрызаются только безработные неудачники, обреченные загреметь в тюрьму.
Мама запнулась, узнав собственные слова, тем более что я нарочно произнес их тонким голосом, добавив ее легчайший шотландский акцент.
- Верно, - согласилась она. - Так что ты делаешь?
Разглядывая живописную, но не слишком процветающую главную улицу Гэллона, я ответил:
- Еду на занятие. Сразу отвечаю: занятие у меня по волынке. На следующий вопрос тоже отвечаю сразу: нет, в Торнкинг-Эш нет собственного преподавателя-волынщика. Ну и под занавес, с учетом ответа на твой незаданный вопрос номер два, я понятия не имею, зачем мне дали стипендию.
- Кто будет с тобой заниматься? Преподаватель хороший? - с сомнением в голосе спросила мама.
- Мам, я не хочу об этом думать. От таких мыслей одна тоска, а ты знаешь, что я предпочитаю обращать к миру исключительно радостную сторону своей личности.
- Напомни, зачем ты сюда пошел, если не ради игры на волынке?
Она, конечно, отлично знала зачем, но хотела, чтобы я сам это озвучил. Ха. Два раза «ха». Так я и признался.
- Пусть тебе подскажет материнская интуиция… Слушай, я приехал. Мне пора.
- Позвони, - ответила мама. - Потом, когда будешь настроен серьезнее.
Я припарковался перед магазином музыкальных инструментов Эванса-Брауна. У них тут что, все названия двойные?
- Хорошо, тогда я перезвоню, когда мне исполнится лет тридцать, да?
- Молчи уже, - ласково сказала мама, и на мгновение меня захлестнула ужасная детская тоска по дому. - Мы по тебе очень скучаем. Будь осторожен. И позвони - раньше, чем тебе исполнится тридцать.
Я ответил утвердительно, положил трубку, взял футляр с волынкой с заднего сиденья и направился к дому. За фасадом противного зеленого цвета скрывался теплый уютный интерьер: темно-коричневый ковер, золотисто-коричневая обшивка на стенах, вдоль которых рядами стояли гитары. За стойкой, уткнувшись в журнал «Роллинг Стоун», сидел пожилой тип, как будто вышедший из шестидесятых.
Когда он поднял голову, я заметил, что его седые волосы убраны в маленькую косичку на затылке.