Вились вокруг, сплетая круг Бесплотных рук и глаз, Жеманным шагом потаскух Скользили, зло смеясь, И на полу, склонясь в углу, Молясь, дразнили нас.
Заплакал ветер на заре, А ночь осталась тут, Зажав в тиски кудель тоски, Сучила нить минут. Мы в страхе ждали, что к утру Свершится Страшный суд.
Рыдая, ветер проходил Дозором над тюрьмой, Пока развязку торопил Бег времени слепой. О, ветра стон! Доколе он Приставлен к нам судьбой?
Но вот настиг решетки свет, По стенам их гоня, Вцепились прутья в потолок Над койкой у меня: Опять зажег жестокий бог Над миром пламя дня.
x x x
К шести успели подмести И стихла в семь тюрьма, Но в трепете могучих крыл Еще таилась тьма: То нас дыханьем ледяным Касалась Смерть сама.
Не в саване явилась Смерть На лунном скакуне Палач с мешком прошел тайком В зловещей тишине: Ему веревки и доски Достаточно вполне.
x x x
Как тот, кто падая, бредет По зыбким топям зла, Мы шли, молитвы позабыв, Сквозь муки без числа. И в сердце каждого из нас Надежда умерла.
Но правосудие, как Смерть, Идет своим путем, Для всех времен людской закон С пощадой незнаком: Всех - слабых, сильных - топчет он Тяжелым сапогом.
Поток минут часы сомнут На гибель и позор, Восьмой удар как страшный дар, Как смертный приговор: Не избежит своей судьбы Ни праведник, ни вор.
И оставалось только ждать, Что знак нам будет дан, Мы смолкли, словно берега, Одетые в туман, Но в каждом сердце глухо бил Безумец в барабан.
x x x
Внезапно тишину прервал Протяжный мерный бой, И в тот же миг бессильный крик Пронесся над тюрьмой, Как заунывный стон болот, Как прокаженных вой.
Порой фантазия в тюрьме Рождает смертный страх: Уже намылена петля У палача в руках, И обрывает хриплый стон Молитву на устах.
Мне так знаком предсмертный хрип, На части рвущий рот, Знаком у горла вставший ком, Знаком кровавый пот: Кто много жизней получил, Тот много раз умрет.
Глава 4
Не служит мессы капеллан В день казни никогда: Его глаза полны тоски, Душа полна стыда, Дай бог, чтоб из живых никто Не заглянул туда.
Нас днем держали взаперти, Но вот пробил отбой, Потом за дверью загремел Ключами наш конвой, И каждый выходил на свет, Свой ад неся с собой.
Обычным строем через двор Прошли мы в этот раз, Стер тайный ужас краски с лиц, Гоня по плитам нас, И никогда я не встречал Таких тоскливых глаз.
Нет, не смотрели мы вчера С такой тоской в глазах На лоскуток голубизны В тюремных небесах, Где проплывают облака На легких парусах.
Но многих низко гнул к земле Позор грехов земных, Не присудил бы правый суд Им жить среди живых: Пусть пролил он живую кровь, Кровь мертвецов на них!
Ведь тот кто дважды согрешит, Тот мертвых воскресит. Их раны вновь разбередит И саван обагрит, Напрасной кровью обагрит Покой могильных плит.
x x x
Как обезьяны на цепи, Шагали мы гуськом, Мы молча шли за кругом круг В наряде шутовском, Сквозь дождь мы шли за кругом круг В молчанье нелюдском.
Сквозь дождь мы шли за кругом круг, Мы молча шли впотьмах, А исступленный ветер зла Ревел в пустых сердцах, И там, куда нас Ужас гнал, Вставал навстречу Страх.
Брели мы стадом через двор Под взглядом патухов, Слепили блеском галуны Их новых сюртуков, Но известь на носках сапог Кричала громче слов.
Был скрыт от глаз вчерашний ров Асфальтовой корой, Остался только след песка И грязи под стеной Да клочья савана Его Из извести сырой.
Покров из извести сырой Теперь горит на Нем, Лежит Он глубоко в земле, Опутанный ремнем. Лежит он, жалкий и нагой, Спеленутый огнем.
Пылает известь под землей И с телом сводит счет, Хрящи и кости гложет днем, А ночью мясо жрет, Но сердце жжет она все дни, Все ночи напролет.
x x x
Три года там не расцветут Ни травы, ни цветы, Чтоб даже землю жгло клеймо Позорной наготы Перед лицом святых небес И звездной чистоты.
Боятся люди, чтоб цветов Не осквернил злодей, Но божьей милостью земля Богаче и щедрей, Там розы б выросли алей, А лилии белей.
На сердце б лилии взошли, А розы - на устах. Что можем знать мы о Христе И о его путях, С тех пор как посох стал кустом У странника в руках?
Ни алых роз, ни белых роз Не вырастить в тюрьме, Там только камни среди стен, Как в траурной кайме, Чтоб не могли мы позабыть О тягостном ярме.
Но лепестки пунцовых роз И снежно-белых роз В песок и грязь не упадут Росою чистых слез, Чтобы сказать, что принял смерть За всех людей Христос.
x x x
Пусть камни налегли на грудь, Сошлись над головой, Пусть не поднимется душа Над известью сырой, Чтобы оплакать свой позор И приговор людской.
И все же Он нашел покой И отдых неземной: Не озарен могильный мрак Ни солнцем, ни луной, Там Страх Его не поразит Безумьем в час ночной.
x x x
Его повесили, как пса, Как вешают собак, Поспешно вынув из петли, Раздели кое-как, Спустили в яму без молитв И бросили во мрак.
Швырнули мухам голый труп, Пока он не остыл, Чтоб навалить потом на грудь Пылающий настил, Смеясь над вздувшимся лицом В жгутах лиловых жил.
x x x
Над Ним в молитве капеллан Колен не преклонил; Не стоит мессы и креста Покой таких могил, Хоть ради грешников Христос На землю приходил.
Ну что ж, Он перешел предел, Назначенный для всех, И чаша скорби и тоски Полна слезами тех, Кто изгнан обществом людей, Кто знал позор и грех.
Глава 5
Кто знает, прав или не прав Земных Законов Свод, Мы знали только, что в тюрьме Кирпичный свод гнетет И каждый день ползет, как год, Как бесконечный год.
Мы знали только, что закон, Написанный для всех, Хранит мякину, а зерно Роняет из прорех, С тех пор как брата брат убил И миром правит грех.
Мы знали - сложена тюрьма Из кирпичей стыда, Дворы и окна оплела Решетка в два ряда, Чтоб скрыть страданья и позор От божьего суда.
За стены прячется тюрьма От Солнца и Луны. Что ж, люди правы: их дела, Как души их, черны, Ни вечный Бог, ни Божий Сын Их видеть не должны.
x x x
Мечты и свет прошедших лет Убьет тюремный смрад; Там для преступных, подлых дел Он благостен стократ, Где боль и мука у ворот Как сторожа стоят.
Одних тюрьма свела с ума, В других убила стыд, Там бьют детей, там ждут смертей, Там справедливость спит, Там человеческий закон Слезами слабых сыт.
Там жизнь идет из года в год В зловонных конурах, Там Смерть ползет из всех щелей И прячется в углах, Там, кроме похоти слепой, Все прах в людских сердцах.
Там взвешенный до грамма хлеб Крошится, как песок, Сочится слизью по губам Гнилой воды глоток, Там бродит Сон, не в силах лечь И проклиная Рок.
Там Жажда с Голодом, рыча, Грызутся, словно псы, Там камни, поднятые днем, В полночные часы Ложатся болью на сердца, Как гири на весы.
Там сумерки в любой душе И в камере любой, Там режут жесть и шьют мешки Свой ад неся с собой, Там тишина порой страшней, Чем барабанный бой.
Глядит в глазок чужой зрачок, Безжалостный, как плеть, Там, позабытые людьми, Должны мы околеть, Там суждено нам вечно жить, Чтоб заживо истлеть.
x x x
Там одиночество сердца, Как ржавчина, грызет, Там плачут, стонут и молчат, И так из года в год, Но даже каменных сердец Господь не оттолкнет.
Он разобьет в тюрьме сердца Злодеев и воров. И лепрозорий опахнет, Как от святых даров, Неповторимый аромат Невиданных цветов.
Как счастлив тот, кто смыл свой грех Дождем горячих слез, Разбитым сердцем искупил И муки перенес, Ведь только к раненым сердцам Находит путь Христос.
x x x
А мертвый, высунув язык, В жгутах лиловых жил. Все ждет того, кто светлый Рай Разбойнику открыл, Того, кто все грехи людей Голгофой искупил.
Одетый в красное судья Отмерил двадцать дней, Коротких дней, чтоб Он забыл Безумный мир людей, Чтоб смыл Он кровь не только с рук, Но и с души своей.
Рука, поднявшая кинжал, Теперь опять чиста, Ведь только кровь отмоет кровь, И только груз креста Заменит Каина клеймо На снежный знак Христа.