Он знал, что это была паника. Его тело верило, что конец всего несся к нему на огромной скорости, и он никак не мог это остановить.
Он пошел по коридору, добрался до двери, едва дыша. Он прижал ладонь к прохладному дереву, толкнул с силой, а потом рухнул в проем.
Кулаки давили на пол, он заставил легкие вдохнуть. Вдох, другой, и так снова и снова, пока он не смог хотя бы думать сквозь опасный красный туман в голове.
Миру не пришел конец от того, что он стал королем. Слуа не вырвались в мир людей пировать, хотя и хотели.
Это ведьма так его беспокоила? Или ответственность за армию, что могла уничтожить и мир людей, и дворы фейри?
Айслинг сказала бы, что это глупые тревоги. Слуа не хотели никому вредить. Они все еще были хорошими под покровами тьмы и тени. В отличие от Брана, она не ощущала их голод, не слушала их потаенные желания.
Она не знала, что каждый раз, когда она входила в комнату, они поворачивались и пялились на нее, потому что гадали, какой была на вкус ее душа.
Он постоянно бился с ними, говорил им успокоиться, расслабить разумы, как и она пыталась делать. Они не хотели успокаиваться. В них всегда была часть, которая хотела освободиться от связи с Королем-вороном, чтобы поглотить мир.
Их творец давно умер, прошла вечность с тех пор, как древний бог породил их, чтобы покончить с миром. Туата де Дананн приковали их к бедной душе, которую назвали Королем-вороном. Это Бран знал. Остальная история была затеряна после сотен войн, где слуа заливали мир кровью.
Он видел в голове, какой мир хотели слуа. От его любимого Другого мира остался бы лишь пепел, но он больше переживал из-за мира людей. Фейри сражались бы и умерли достойно. Люди умерли бы, крича в кроватях, их худшие кошмары забрали бы их души. А потом они стали бы монстрами, которые хотели поглощать души.
Тревога давила на его плечи, вес был невыносимым. Его плечи дрожали, пальцы тряслись, прижимаясь к холодному каменному полу.
Он не мог этого сделать. Он не годился для этой роли, но получил ее. Ему приходилось заботиться о них, оставаться вдали от той, кто мог прогнать его тревоги и убедить его, что все не так плохо.
Нет. Он будет страдать от страха один и в тишине. Айслинг уже достаточно страдала.
Что-то пошевелилось в углу комнаты, где стояло зеркало. Портал домой на случай, если он понадобится Неблагим.
Одна из его сестер вышла оттуда, неловко повернув голову, словно ее шея была сломана.
Бран заставил себя приглядеться. Было важно знать, кто это был. Некоторые из его родни могли попытаться убить его в такой миг слабости. Другие могли просто рассмеяться.
— Изольда, — он кашлянул и сел на корточки. Он остался на полу перед самой опасной сестрой, следил, как она проходила в комнату.
Если бы ему пришлось выбирать из своей родни, он выбрал бы ее. Она была самой надежной из его опасной семьи. Она тоже была кровожадной, но хотя бы этого не скрывала.
Изольда была самой старшей, веками была игрушкой его отца. Паутина голубых вен тянулась под ее тонкой бледной кожей. Ее шея оставалась под этим углом, потому что она была сломана много раз. Но ему было не по себе всегда от ее губ.
Когда-то, когда они были людьми, их отец зашил ее губы. Через пятьдесят лет он позволил ей говорить. Шрамы остались на посиневших губах.
Ее глаза отец оставил зашитыми.
— Брат, — прохрипела она, голос напоминал шорох веток холодной зимней ночью. — Ты пал.
— Я все еще могу встать.
— Можешь? — она шагнула ближе, ее ладонь нашла столбик кровати.
Она постарела. Ее черные волосы теперь были с сединой, что было необычно для их народа. Но не для нее. Она за свою жизнь страдала больше тысячи фейри.
Бран остался на месте. Хотя Изольде нравилось, когда остальные считали ее слабой, он знал, что ее позвоночник был железным, куда сильнее, чем у всей его родни. Если она хотела напасть на него — а Неблагие всегда отчасти хотели напасть — она сделает это, и он не сможет ее остановить.
— Зачем ты тут, сестра?
— Я услышала о новом Короле-вороне. Отец не перестает говорить о тебе, — ответила она. Тихий смех сорвался с ее дрожащих губ. — Хотя наши братья злятся сильнее. Думаю, родители могут даже гордиться тобой.
Бран с отвращением сглотнул.
— Я никогда не искал их похвалы.
— Не искал. Даже в детстве, — Изольда опустилась на край кровати. Края ее изорванной белой ночной рубашки замерли как паутина вокруг нее. — Но ты тут.
Она пришла не биться с ним. Она бы уже напала. Бран все еще носил несколько шрамов на груди. Его плечи опустились от облегчения.