Она подняла взгляд, увидела темные и глубокие, как ночное небо, глаза. Она не сразу узнала его. Черные перья в пыли тянулись над его правым глазом и по голове. Там желтый глаз дико крутился, разглядывая ее тело. Но темный глаз смотрел на нее с восторгом, и он вернул воспоминание на место.
— Бран? — тихо спросила она, голос чуть дрогнул.
Это был он. Она знала, хотя казалось, что она смотрела на него новыми глазами. Она любила его, он дал ей так много свободы и украл ее сердце в пути, что изменил ее жизнь навеки. Как она могла забыть его?
Он шагнул вперед, запнулся. Его лицо было белым, как снег, ладонь дрожала, когда он ее поднял.
— Это ты за этими глазами или Кэрман?
— Королева-ведьма мертва, — уверенно сказала она. Айслинг ощутила бы ведьму в другом случае. Ее присутствие давно задевало разум Айслинг едкой темной магией. — Она не вернется.
Бран потрясенно выдохнул, все еще мешкал.
— Как ты все это делаешь?
Земля менялась, пока они говорили. Мавзолей растаял, дерево-виселица оказалась среди пустыни, которая сменилась лугом, пока ее магия растекалась по Подхолмью.
Айслинг подняла руки и протянула их к нему.
— Это было давным-давно украдено у Короля-ворона и Вороньей королевы. Ты приглядываешь за народом и связан с ними. Со слуа. Королева связана с землей и обеспечивает ее выживание.
Это было приятно. После стольких лет она получила цель в жизни. Не просто быть ведьмой, исцелять и оберегать других. Она сохраняла Подхолмье.
Бран издал сдавленный звук, шагнул вперед и побежал, словно буря над долиной. Он врезался в нее, прижал ее к себе и накрыл ее рот своим. Он пробовал ее как голодающий, как мужчина, которому подали мир, который до этого был для него закрыт.
Магия Вороньей королевы отступила от вкуса вина, что лился из его рта. Их зубы сражались, но ей было не важно, если он пустит кровь с ее губ. Пускай, ведь у него было уже все остальное. Ее уважение, верность и любовь.
Она чуть отодвинулась, задыхаясь, тревожась. Она смотрела в его глаза, отметила тени под ними. Его губы были потрескавшимися, хотя она помнила их бархатными. Он выглядел утомленно. Осунулся. Едва думал от усталости.
Его тело дрожало под ее ладонями, и она притянула его ближе. Он дрожал в ее руках, ребра содрогались от дыхания, колени дрожали от эмоций, таких сильных, что она не знала, как утешить его. Айслинг водила ладонями по его бокам.
— Что такое, любимый? Ты выглядишь встревожено.
— Встревожено? — он потрясенно выдохнул. — Ты умерла на моих глазах от моей руки, и я не знал, смогу ли…
Он замолк, и она увидела панику в его глазах. Он искал в ее глазах признаки жизни. Она была уверена, что ему нужно было напомнить, что она была тут, так что снова коснулась пальцами его ребер.
— Я тут, — прошептала она. — Я тут, и я никуда не денусь.
Бран провел легонько пальцем по ее нижней губе.
— Я обещал тебе тысячу рассветов и еще тысячи следом, пока солнце не перестанет подниматься на небе, пока мир не погрузится во тьму, которую можем любить только мы. И я думал, что придется нарушить это обещание. Это меня чуть не уничтожило, беспечная женщина.
— Я знала, что все будет хорошо, — ответила она.
— Откуда?
— Нет такой сильной тьмы в этом мире, чтобы забрала меня от тебя, — она прижалась губами к его губам. — Я люблю тебя. Каждый дюйм твоей лунной души.
Он прижал ладонь к ее пояснице и притянул ее ближе.
— А я — каждую часть твоего дикого сердца.
20
Когда мир родился заново
Цветы ниспадали ярким занавесом из окна, тянулись по башне до садов на земле. Айслинг склонилась в окно, смотрела на представление, которое Подхолмье устроило для Благих фейри, навестивших их.
Айслинг настаивала, чтобы Благие король и королева провели коронацию в другом месте. Были сотни вариантов лучше Подхолмья, больше подходящие для коронации нового принца Благих фейри. Они постоянно отмахивались от ее аргументов, настаивая, что хотели, чтобы их сына короновали на новой земле, которая скоро станет союзником для всех дворов, которые выразят желание.
Это было несправедливо, а еще это было плохо для нервов.
Она снова погладила ладонью свои теперь белые волосы. Прядь прилипла к ее пальцам, казалось, сияла светом, которые смущал. Он выдавал ее эмоции лучше лица.
Хмуро глядя на волосы, она отпустила пряди со звуком отвращения.
— Могли бы и лучше себя вести.
Несколько цветов покачивали согласно головками. Подхолмье знало, что могло вести себя лучше, но и хотела, чтобы его мать гордилась.