— НКВД следовало расстрелять тебя еще тогда, Марко, — усмехается седовласый, подымая на уровень глаз принесенный Витторе стакан кьянти («Прозит!»). — Ты ведь, как я понял, своей книжкой создал для них проблему , а у них с этим делом быстро: «Нет человека — нет и проблемы!»
— Вот-вот. Это отчеканил товарищ Сталин. А гуманист Никита Хрущев, после Венгерского восстания 56-го, присовокупил: «Всего этого кровопролития можно было избежать, если бы мы вовремя расстреляли дюжину болтунов»… Кошмар в том, Чезаре, что они как те Бурбоны: ничего не забыли и ничему не научились. Они ведь по сию пору предаются мечтаниям — как бы им восстановить Великую Империю «в границах 1984 года», и сладострастно обсуждают — каких именно болтунов им для этого следовало бы в свое время расстрелять: Яковлева, Сахарова, Горбачева… А вот вспомнить о тех 12-ти миллионах, что они благополучно успели перестрелять, сгноить по концлагерям и уморить голодом в колхозах — а ведь это были лучше их землепашцы, лучшие инженеры, лучшие разведчики, наконец! — нет, такое им в и голову не приходит… Понимаешь, это какая-то особая логика, Чезаре — недоступная нам, примитивным и скаредным европейцам!..
— Синьор Марко! — вновь подает голос хозяин. — Вас к телефону!..
Бритоголовый обменивается с кем-то парой негромких фраз и, оставив на стойке купюру, возвращается к столику.
— Извини, Чезаре. Приехал мой издатель — будь он неладен, пр-роклятый эксплуататор…
— Ну, издатель — это святое! У Аниты сегодня открытие выставки — тебя ждать?
— А кто его знает: как пойдет… Ладно, созвонимся! Чао!
Бритоголовый поднимается по ступенькам к выходу из кафе, и звуки каприччио из музыкального автомата превосходно оттеняют ту удивительную легкость, с какой движется этот вроде-бы-как старик…
31
Сиеста. Солнце успело почти дочиста испарить темные лужицы теней, что натекли перед тем с оплавившихся от первого жара фасадов. На черный мерс с тонированными стеклами, застывший у противоположного края площади, невозможно глядеть без содрогания: как представишь себе, какая там внутри душегубка… То есть мозгами-то, конечно, понимаешь, что на самом деле там наверняка кондиционированный морозильник — но поди-ка поспорь с атавистическими фобиями!
Бритоголовый распахивает дверцу мерса и вальяжно располагается справа от водителя. По всем прикидкам старикан после своего марш-броска по плавящей подошвы брусчатке площади должен бы в изнеможении рухнуть на сидение, но нет: прочно сработано, на совесть — нынче таких уже не делают…
Некоторое время водитель и пассажир в упор разглядывают друг дружку. Водитель… нет, вы мне не поверите, но это опять — пыльнолицый ; так сказать, клон-сиквел, «Пыльнолицый-3». Все-таки есть, есть где-то Хогвартс, исправно снабжающий подобными персонами весь цивилизованный мир — хоть Штаты, хоть Россию, хоть старушку Европу; в принципе оно бы, может, и ничего — но только почему из всех тамошних факультетов бесперебойно выдает продукцию один лишь Слизерин?
— Герр Вульфсон, если я не ошибаюсь? — прерывает наконец молчание пыльнолицый. — Или вам предпочтительнее «камрад Вульфсон»?
Вопрос задан по-английски, но если кто ожидал по голосу опознать в пыльнолицем нашего заочного знакомца Сайруса — увы; равным образом это не Саид и не Григорий.
— Мне предпочтительнее идеологически нейтральное «синьор Вульфсон», — слегка щурится бритоголовый. — А еще лучше — «дон Вульфсон»: следует чтить традиции страны пребывания — это азбука разведки, да и бизнеса тоже… Кстати, те остолопы из кафе… ну, «йельские студенты»… это, часом, не ваша группа прикрытия?
— А что? — чувствуется, что «эксперт по чрезвычайным ситуациям» застигнут-таки врасплох.
— Да ничего. Просто это очень смешно, когда дилетанты затевают игру в разведчиков — «Бонд, Джеймс Бонд…» Какого дьявола вы тут устраиваете вокруг моей скромной отставной персоны шпионские кошки-мышки?! Наш контакт абсолютно легален, залегендировано всё железно: вы — представитель одного из издательств, с которыми я имею дело… Тем более что это, в некотором смысле, чистая правда. Ладно, трогайте — и сразу налево, только помедленнее: тут настоящий лабиринт, я буду подсказывать.
Машина пускается в головоломный слалом по крутым и узким средневековым улочкам, совершенно вымершим по случаю сиесты.
— Скажите, а вы действительно не пользуетесь мобильными телефонами? — вежливо-скучающим тоном интересуется пыльнолицый, не отрывая глаз от дороги.
— Действительно.
— С вами очень неудобно связываться: домашний адрес для телеграмм да телефон бара…
— Мне — вполне удобно, — отрезает Вульфсон. — Я, изволите ли видеть, обменял свои генеральские погоны как раз на то, чтоб ни одна сволочь больше не будила меня телефонными звонками в три часа ночи и не вытаскивала спецкурьером из-за рождественского стола по какой-нибудь «неотложной государственной надобности».
— Но дома-то телефон у вас всё же есть. Номер, правда, не занесен в телефонные справочники…
— А вы рискните звякнуть по этому номеру — чисто из интереса. Это будет последний наш разговор, и прикиньте-ка, кто из нас потеряет на этом больше… Зарубите себе на носу, мистер Как-вас-там: я — кошка, гуляющая сама по себе, и никаких иных отношений, кроме «ты — мне, я — тебе» у нас нет и не предвидится. Доступно?
— Вполне. Вы зря кипятитесь мистер Вульфсон — наше сотрудничество, кажется, было взаимовыгодным…
— Вот и продолжайте в том же духе!.. Кстати — как раз и приехали. Тормозите во-он у тех ворот…
Машина тем временем успела углубиться в район загородных домов и теперь останавливается возле маленькой виллы — сильно обветшалой, но по-своему прелестной.
— Почем обошлась? — оценивающе разглядывает виллу пыльнолицый, выбравшийся из кабины на подъездную дорожку, меж плитами которой уже вовсю пробиваются жестколистые средиземноморские сорняки.
— Покупать — даже и не приценялся. Зато аренда — сущие пустяки, дешевле моей старой берлинской квартиры… А это что, — хмыкает экс-разведчик, указывая взглядом на чемоданчик, извлеченный тем временем его спутником с заднего сидения мерса, — никак авторские оттиски?
— Можно сказать и так! — вполне уже по-свойски подмигивает пыльнолицый. — Не изволите ли подписать пару штук на память?
32
Внутри виллы запустение ощущается куда меньше, чем можно было ожидать, глядя снаружи: чувствуется по всему, что нынешние ее обитатели к собственному комфорту относятся всерьез, а вот к производимому на соседскую публику впечатлению — вполне наплевательски; иными словами — предпочитают быть, а не казаться . Навстречу гостям тут же появляется хрупкая блондинка лет двадцати пяти, в джинсах и футболке.
— Салют, Марко! Ты не говорил, что вернешься так рано! Я еще не готовила обед…
— Не страшно. Знакомься, Ингрид: это мистер э-э…
— О'Миллер, — быстро вставляет пыльнолицый. — Мистер О'Миллер, издательство ARRA, Дублин.