Одежда Святоши пахла морозом и долгой дорогой.
Нам снова пора в путь, и наши последние минуты тепла истекают. Снова вглядываться в следы и тени, за каждый поворот прежде пускать стрелу, и лишь затем делать шаг…
Всё это оставляет не слишком много времени на то, чтобы заниматься ранами — неважно, телесными или душевными — вот они и рубцуются как попало. Когда, наконец, добираешься до зеркала, впору прийти в ужас от собственного отражения.
И сто раз подумаешь, прежде чем обнажать своё плохо залеченное «я» перед другим таким же калекой.
Святоша молчал. Казалось, что в моих объятиях не человек, а кувшин, доверху наполненный болью, который отчаянно старается не разлететься на мелкие черепки. Наконец, он вздохнул, мягко освободился и обернулся ко мне.
— Ох, мрак. Прости, пожалуйста. Я… я просто не в себе от всего этого дерьма.
— Я понимаю, — заверила я его. — Ещё как понимаю.
Мой напарник вздохнул, подался вперёд и обнял меня уже сам.
Из моего тела снова исчезли все кости, и я мысленно взвыла от наплыва видений с Дороги Сна. Конечно, Святоша не мог о них знать, и лучше бы они так и остались для него тайной…
Самым правильным было бы тут же вырваться и заняться сборами, но я не могла. Кто придумал людей такими? Почему тепла от костра или очага нам недостаточно, почему нам непременно нужно тепло другого сердца, зачем создавать мир таким сложным?!
— Всё будет хорошо, грызун. Если уж мы не справимся, то кто?..
Сказав это, Святоша улыбнулся, и от этой улыбки действительность пошла трещинами, из которых радостно проглянули вездесущие вьюнки.
В пещере стало темней: очаг медленно, но верно умирал без поддержки. Оставив меня сидеть на шкурах, напарник поднялся и направился к своей лежанке, близ которой мы сложили весь наш нехитрый скарб. Собственно, всех сборов было на несколько минут.
Я хотела помочь Святоше, но тот молча сделал мне знак сидеть на месте, и я повиновалась. Обратно в Семихолмовье мы доберёмся за меньшее время, чем дошли сюда, но дорога не будет лёгкой: третья осенняя луна подходит к концу, и глухая зима вот-вот выплеснется из Аутерскаа на сонные предгорья.
А значит, нас ждёт множество ледяных ночей.
— Эй, Белка, — взволнованный голос Святоши неожиданно отвлёк меня от размышлений. — Посмотри-ка сюда. Я не особенно понимаю во всём этом вашем, но разве так должно быть?
Я обернулась и проследила направление его взгляда — туда, где у стены ютился мой лук со снятой тетивой. До безумия знакомое зеленоватое свечение медленно, но верно заполняло собой очертания его резьбы; по переливам узоров перебегали огоньки.
— Ты же тоже это видишь, да? — спросил напарник. Свечение лука смешивалось с тревогой в его широко раскрытых глазах.
— Да, — ответила я, поднимаясь.
Свет становился всё ярче, но я смотрела на него и не чувствовала ничего, кроме отдалённого удивления от собственного безразличия.
— Что это значит, Белка?..
— Не знаю.
Пройдя мимо Святоши, застывшего в напряжении — о, Небо, как он может чувствовать столько всего и не превращаться в выжженное поле? — я взяла рук в руки. Провела ладонью по тонким руслам световых рек, вернула на место тетиву.
Другого оружия у меня нет, в своей магии я не слишком уверена, поэтому нужно искать общий язык с этим.
— Возможно, это предупреждение, — сказала я, подхватывая с полу свой колчан. Стрел оставалось не так уж много, но на обратный путь должно хватить. — Пора идти.
Святоша кивнул и собирался что-то сказать, но тут над нашими головами началась гроза.
Воздух над убежищем грохотал так, словно миру пришёл конец. Мы с напарником взлетели по лестнице, уже готовые к бегству. Мастерская встретила нас чернильным небом, в котором набухали и расплывались пятна изумрудного света, будто капли крови на коже под тканью одежды. Я невольно зажмурилась и укусила себя за руку, надеясь проснуться.
Ведь сейчас только утро, отчего в долине царит такая страшная ночь?
По стенам старой крепости струились волны зелёного пламени, становившиеся всё ярче с каждым мгновением, точно в самом сердце Мастерской занимался огромный костёр.
Святоша не выглядел напуганным — только ошеломлённым.
— Должно быть, что-то подобное дедушка и имел в виду? — спросил он.
— Наверняка, — отозвалась я, не будучи в силах отвести взгляд от зловещего прилива. Над головой короткими вспышками полыхало небо. Колдовская буря набирала силу, и её странная музыка совершенно завладела моим слухом. Со стороны крепости задул хлёсткий ветер, разворачивающийся вокруг неё тугими воздушными лентами.