Осиротевшие твари выбежали в тёмный коридор, мгновенно озарившийся золотыми лозами моих мыслей. Тело не успевало за ними, но я простёрла своё внимание далеко вперёд. Впрочем, не слишком: как я и предполагала, выход оказался совсем рядом.
В иное время величие каменных врат, преградивших путь гоблинам, впечатлило бы меня куда сильней, но сейчас они были препятствием и для меня. Огромные створки уже поддались усилиям кучки, верещащей на разные лады от ужаса. Золотые лозы вгрызлись в узорчатый камень, и по вратам побежали глубокие трещины. Несколько мгновений — и преграда распалась.
Что сталось с гоблинами, я уже не увидела, потому что из-за ворот хлынуло яркое до слёз сияние, а следом ворвался разъярённый ледяной ветер. Тысяча резких, ослепляющих плетей разом хлестнула по моей воспалённой воле, и она не выдержала. Золото погасло, уступив новому, последнему на сегодня забытью.
…— Эй, ты, — кто-то тряс меня за плечо. — Ты вообще живой, леший тебя побери?
Я с трудом разлепила веки. Мутное безразличие сна медленно оставляло меня, и где-то на самом краю памяти робко клубились воспоминания о том, что произошло в трактире. Тошнотворный запах сырости владел моим обонянием, но мне было почти наплевать.
Я подняла голову и увидела над собой тёмный силуэт. Уставшие глаза не сразу сумели распознать, мужчина это или женщина, но силуэт повторил:
— Ты живой?
Голос мужской. Остаётся только надеяться, что моя тушка сейчас выглядит достаточно непривлекательно, чтобы он прошёл мимо.
— Я… да, я в порядке, — дрожа и пытаясь кивнуть, я села.
Тёмные поля, уходящие вдаль, качались и плыли вокруг меня. Привычная боль в каждой мышце, привычная пустота в желудке… Будто и не было той плесневелой краюхи.
Надо вставать, в самом деле. Вот дойду до города и отыщу местечко выспаться. Здесь же меня ничего хорошего не ждёт. Ну, давай же, Эльн, поднимайся…
— Эй, эй! — незнакомец подхватил меня, когда я начала снова оседать в грязь. — Тебя ранили?
— Нет, я не ранена.
Спеша уверить путника, что мне не нужна его помощь, я выдала себя с потрохами. Разозлиться не вышло. Сил осталось настолько мало, что я не чувствовала ничего, кроме тупого безразличия.
Я защищалась, как могла, и до тех пор, пока могла. Если Небо намерено отдать меня на растерзание, мне больше нечего на это возразить.
— Ты стоять-то можешь? — спросил незнакомец, и в его голосе проступило неожиданное для меня сочувствие. — Только честно.
— Могу…
Путник разжал руки, и я снова шлёпнулась на землю. Поля закачались пуще прежнего, а ноги будто отнялись. Я чавкнула ладонью по грязи, пытаясь хотя бы не лечь в лужу снова.
— Я же просил не врать, — укоризненно сказал незнакомец.
Он присел рядом со мной, и я смогла рассмотреть его лицо. Тёмная борода с проседью, несколько шрамов на лбу, острые глаза цвета орешины. Много морщин…
Ещё не стар, наверное. Зим сорок — сорок пять, не больше.
За спиной незнакомца глухо поскрипывал кожаный колчан, полный стрел, а над плечом поднимался простой тисовый лук.
— Давай вот как сделаем, — сказал он, глядя мне в глаза. — Если ты мне сейчас скажешь, что ты не подыхаешь тут от голода и холода, я тебе поверю. Пусть это и будет враньём — мне наплевать. Навязываться я не собираюсь. Но если ты скажешь, что ты в беде, и тебе не помешала бы крынка тёплого молока да постель — я постараюсь что-нибудь придумать. Выбор за тобой.
— У меня нет денег, — сказала я, отводя взгляд.
— Да уж я вижу! Ты думаешь, мне они от тебя нужны?
Моё тело само по себе дёрнулось, пытаясь отстраниться. Нет, какие-то силы во мне ещё есть… Но если этот мужчина захочет получить своё, я всё равно уже не смогу защититься…
— Эй, да что с тобой?! — изумился незнакомец.
— Мне нечем вам заплатить, — пробормотала я, чувствуя, как на глазах выступают слёзы. — У меня совсем ничего нет.
— Та-ак. Да погоди ты ползти, дай договорить-то! Уф. Ты, значит, девка? Понятно всё с тобой. Заруби себе на носу, мне твои прелести даром не сдались. Я что, похож на любителя младенцев? Тьфу ты… Тебе помощь нужна или нет?
— Нужна… — хлюпая носом, я смогла, наконец, кивнуть.
— Слава Небу, немного ума в тебе ещё уцелело, — закатив глаза, незнакомец поднялся, стаскивая с себя толстый плащ. Под ним обнаружилась добротная куртка из оленьей кожи.