— Нет, почему же, — слабо возразила я. — Магия — это сила, которую можно использовать во благо, и вообще…
— Да, но для тебя это — боль. Ты знаешь её лишь как неволю и оковы, как власть сильного над слабым. Вот ответь мне, чему ты научилась в Арэль Фир?
— Ничему, — буркнула я.
— Неправда. Ты научилась ценить свободу.
Эта фраза прозвучала так странно и внезапно, что я удивлённо воззрилась на старого мага, чьи умные, чуткие пальцы продолжали плести над моим запястьем свой узор.
— Ты научилась ценить простую, пусть иногда нелёгкую и голодную жизнь. Ты научилась ценить возможность идти туда, куда пожелаешь, любить того, кого пожелаешь, и верить в то, что выбрала сама, а не в то, во что приказано. Ты научилась быть счастливой тем, что имеешь, разве я неправ?
— Я… я никогда не думала об этом раньше.
— Способность радоваться каждому прожитому дню… Улыбаться оттого, что проснулась сегодня живой… что новое утро не отнимет у тебя никого, кто тебе дорог. Дары, которые трудно оценить, не познав их хрупкости…
— Странно, что вы это говорите, — я ухмыльнулась, стараясь не казаться совсем уж унылой. — В умных книжках пишут, что истинная свобода стоит гораздо дороже, и обрести её даже магам не дано. Во всяком случае, не всем.
— А кому дано?
— Любимым детям Луны, например. Адептам Даэг, или как их там…
Ганглери выпустил мою руку. Я подняла глаза; лицо мага не изменилось, но на весь его облик будто бы набежала густая тень.
— Откуда ты знаешь о них?
— Прочла как-то. В одной из книг нашего учёного.
— Их магия всегда была предметом зависти, — Ганглери покачал головой. — Но не для меня. Они платят за неё гораздо дороже, чем любой другой адепт. Чем больше у адепта Даэг власти, тем меньше она ему нужна. Я всегда радовался тем, как Луна распорядилась моим даром: исцеление, сила адептов Рагвид, всегда нужна миру.
— А я?.. Если я — маг, то как Луна распорядилась мной?
— Каков был её лик в час твоего рождения?
— Я родилась в полнолуние.
Ганглери потёр бороду:
— Обычно в твоём возрасте на такой вопрос уже легко ответить. Но странное развитие твоего дара не позволяет мне увидеть, чем Луна благословила именно тебя. Ты можешь быть Флеорин, и тогда тебе открыта самая душа земли — те из них, что рождены на полную Луну, способны вернуть жизнь даже самой иссушенной почве. А может, твоя сила — сила Лоорэ, хранителя и ясновидца; Даэг… Даэг тоже рождаются на полную Луну. Но ты много лет находилась без присмотра, и осталась жива — значит, ты, скорее всего, не из них.
Старый маг снова взял мою руку и протянул её к очагу. Я напряглась, желая её отнять, но старик похлопал по ней другой рукой:
— Не надо. Смотри.
Наши сомкнутые ладони погрузились в огонь, и пламя расступилось, обвивая их ласковым, чуть покалывающим теплом. Затем по моему запястью поползла вязь странного узора, и кровь в жилах побежала быстрей, а сердце застучало громче. С каждым вдохом меня наполняло приятное ощущение Силы.
Пламя не жгло мою руку. Оно целовало её, и оно любило меня.
— Магия — это искусство свободы, — сказал Ганглери. — Искусство любви. Магия — это искусство быть, искусство отдавать и принимать. Магия — это язык, на котором мир говорит с нами, и на котором мы отвечаем ему. Вам на уроках когда-нибудь играли на флейте? Нет? Пойдём.
Он вытащил меня из пещеры и заспешил куда-то. Шаг старого мага был так скор, что я за ним едва поспевала. Он видел тропу там, где я не могла и заподозрить о ней, и через какое-то время мы оказались на скальном возвышении, откуда долина казалась огромной продолговатой чашей со странными рисунками на самом дне. Ветер здесь так и свистел в уши. Люди из Тунглид Рэтур возились с лагерем; их отдалённые стяги отсюда казались совсем крошечными.
У меня слегка закружилась голова, а старый маг даже не запыхался. Он помог мне встать рядом и снял с пояса флейту. Приложил к губам.
Пение флейты взмыло ввысь, будто огромная серебряная птица.
Что это сделалось с ветром?.. Его дыхание вьётся вокруг так странно, словно он жив и желает танцевать; да и не только он — даже камешки по скалам скатываются в нужные моменты, подчёркивая мелодию…
Ганглери был музыкантом, и инструментом его был весь мир. Не магом, нет… Магом называют того, кто обладает властью — Ганглери же ею не обладал. Он был миру другом. Он мог попросить, и мир ему не отказывал. А сейчас под звуки его флейты танцевали самые небеса.
Я отвернулась, чтобы скрыть неожиданные слёзы. Моё сердце тоже было частью этого мира, и оно внимало каждой ноте этой нездешней музыки.