— У каждого из нас есть момент, ради которого стоит жить, — сказал Ганглери. — Знаешь, тот момент, когда ты словно становишься осью этого мира, средоточием всех Сил — ради того, чтобы совершить одно-единственное действие… Его значение будет понятно не сразу. Но оно не пройдёт даром.
Он повесил флейту обратно на пояс.
— Странно, но я не нахожу нужных слов для тебя девочка. Всё будто бы не то… Но я могу дать тебе почувствовать.
Ветер вился между нами, дразня искристые скалы и портя их безукоризненный покров своими шалостями. Лёгкий снег то и дело вспыхивал в воздухе, падая мне под ноги.
— Научите меня, — сказала я. Кажется, не вслух.
Но Ганглери кивнул.
— Я постараюсь.
…Трель флейты заставила снег взвиться в воздух, стать на короткий миг ликующим серебристым змеем, который взмахнул хвостом и рассыпался, сверкая и исчезая прямо в воздухе.
— Так нечестно! — возмутилась я. — Я играть-то не умею!
— Ну ладно, ладно, — Ганглери расхохотался. — Я же шучу. Дело ведь не во флейте.
С этими словами он плавно повёл рукой в воздухе, и снег снова охотно откликнулся на его молчаливый призыв.
— На самом деле, — сказал маг, успокоив вызванную им метель, — моя флейта — это метод того же сорта, что и Жесты, которым учат в Арэль Фир. Это способ обратиться. Ты можешь сказать: «Здравствуй!», а можешь: «Добрый день!», но суть ведь от этого не изменится, верно? Эти слова не существуют отдельно от твоего понимания. Если тебе удобно пользоваться Жестовой Семантикой — пользуйся, но для меня она слишком сложна. Слишком много нужно помнить, а свободы в ней нет совсем.
— С Жестами у меня тоже туго, — я пожала плечами. — Они меня не слушались.
— Не переживай, — Ганглери жизнерадостно улыбнулся. — В моё время каждый искал свой собственный способ выражения, и это было в порядке вещей.
— А как у вас получилось?
— Опыт — сын ошибок трудных, девочка!
Старый маг заиграл на флейте, и снег принялся рисовать картины. Вот распускаются пышные цветы, вот они распадаются и превращаются в парусник, мчащийся по волнам… Парусник исчезает, чтобы стать здоровенными бабочками, которые пытаются уцепиться за мои плечи и волосы, а мне становится смешно, и я начинаю от них отбиваться, превращая их в снопы искр.
— Ладно, поиграли и хватит, — Ганглери снова повесил свою флейту на пояс. — Могу я получить немного твоего внимания взамен того веселья, которое, надеюсь, доставил?
Я решительно закивала.
— Пути магии разнообразны и непросты. Давай остановимся на том, что это, прежде всего, способ для нас, смертных, коснуться основ мироздания и узнать о них больше. Конечно, у магии есть и множество приятных сторон: по мере приближения к этим самым основам мы приобретаем кое-какую власть. Глупо было бы ей пренебрегать…
— А что, кто-то пренебрегает?
Ганглери усмехнулся, и взгляд его стал лукавым:
— Разве нам нужно отправляться за примерами в историю?
Я прикусила язык и заткнулась.
— Но, видишь ли, есть лишь два исхода: либо ты влияешь на мир с полным осознанием и пониманием последствий, либо прячешь голову в снег… и лишаешься ушей. И разума. И жизни — такое тоже случалось. Случалось и совершенно обратное, когда власть становилась основной целью…
Случалось! Если уж на то пошло, это со всей Тунглид Рэтур… случилось. Ганглери продолжал, не обращая на меня внимания:
— …что отнюдь не удивительно. Испокон веков любое благое намерение приходило в полнейший беспорядок, как только становилось достоянием хоть сколько-нибудь большого общества людей. Сама посуди, при отсутствии единства желания и страхи людей тянут его в разные стороны… что из этого может выйти? Кроме того, в моё время познание накладывало на магов некую ответственность. Имея настоящую власть, нельзя пользоваться ею наобум, и оттого мы предпочитали наблюдать за миром, помогая естественному ходу вещей.
— А сейчас?
— Сейчас — не знаю, — Ганглери устало нахмурился. — Думаю, что нет. Когда ты лишь наблюдаешь там, где мог бы править, искушение велико. Многие поддались… и у этого есть последствия. Но ты молодец, что спросила: это хороший повод поговорить о дисциплине. Чувства, желания и устремления дают нам силу, но они слепы. Разум зряч, но сух. Маг не имеет права быть игрушкой своих страстей, он должен управлять ими.
— Управлять страстями? — я поморщилась от недоверия. — Разве маг может выбрать, кого любить, например?
— Не может, — немедленно согласился Ганглери. — Но кто-то губит себя во имя любви, а кто-то учится благодаря ей. О первых слагают баллады, ведь чужое несчастье — прекрасный способ развлечься… Но ты ведь не из тех, кто хочет жить, как в балладах? Чувства всегда находятся на тонкой грани между проклятием и благословением — для того, чтобы они стали тем или другим, нужно не слишком большое усилие. По-хорошему, они должны быть у мага на коротком поводке, но… не каждый с этим справляется. И даже опыт не всегда помогает.