– Отправьте этих женщин в далекую мечеть в оазис Гедда! – взревел он. Это было самое отдаленное место в пустыне, где под пристальным надзором мулл коротали свои дни религиозные отшельники и ученики, посвятившие себя изучению священного Корана. – Если она родит мне дочь, убейте всех троих, а если родится мальчик, приведите обратно ко мне и проследите, чтобы они были живы и здоровы, в особенности мой сын.
Пять месяцев спустя Ребекка родила своего первенца, лежа на ковре в монашеской келье. Назира суетилась вокруг нее, а за дверями кельи в томительном ожидании стояли муллы мечети, почтительно склонив головы. Разрешившись от бремени, Ребекка приподнялась на локтях и посмотрела на сияющую от радости Назиру с младенцем на руках.
– Ну что? – выдохнула она. – Мальчик? Господи, пошли мне сына!
Назира заклохтала как старая курица и поднесла ребенка поближе к Ребекке.
– У тебя маленький жеребенок, – показала она на крохотный пенис. – Видишь, какой он упругий? Можно даже яйцо разбить о его кончик. Пусть теперь остерегаются все особы в платьях и юбках.
Муллы тоже обрадовались этому событию и в тот же день отправили послание в Омдурман, а через двадцать дней в мечеть явились двадцать самых верных аггагиров Османа Аталана, чтобы лично препроводить молодую мать и ребенка в священный город. А когда они подъехали к воротам дворца, халиф вышел им навстречу, сияя улыбкой. За прошедшие пять месяцев от его ярости не осталось и следа, но он все же сохранил присущую ему сдержанность, не допуская чрезмерной слабости – стоял в воротах, положив руку на эфес меча, и самодовольно покачивал головой.
Аль-Нур спешился и взял у Ребекки младенца. Он был завернут в хлопчатобумажную ткань, а личико прикрывала тонкая вуаль, защищавшая от палящего солнца и уличной пыли.
– Всемогущий Аталан, принимайте своего сына!
Осман строго посмотрел на него.
– Я сам должен удостовериться в этом.
Он взял ребенка и положил его на левую руку, а правой развернул пеленки. Потом долго смотрел на крохотное существо с совершенно голой головой, на которой пробивались первые золотистые волоски. Его кожа напоминала верблюжье молоко с небольшой примесью кофе, а глаза походили на воды Бахр-эль-Азрака. Затем Осман распахнул нижнюю часть пеленок, и его суровое лицо мгновенно озарилось благодатной улыбкой.
Младенец, овеянный прохладным ветерком с реки, заерзал и выпустил тоненькую желтоватую струйку, пролившуюся на белоснежную джиббу всемогущего халифа.
Осман застыл на мгновение и разразился оглушительным хохотом.
– Теперь я вижу, что это действительно мой сын! Если он написал на меня, то так же бесстрашно написает и на моих врагов. – Он высоко поднял младенца и торжественно провозгласил: – Это мой сын Ахмед Хабиб абд-Аталан. Подойдите к нему и засвидетельствуйте свое почтение.
Аггагиры по очереди подходили к младенцу и, сложив руки в традиционном приветствии, славили Ахмеда и желали ему всяческих благ, а тот радостно болтал в воздухе ножками и таращил на них глаза. За все это время Осман ни разу не посмотрел на двух стоящих поодаль женщин, но, передав младенца аль-Нуру, сказал как ни в чем не бывало:
– Отдайте ребенка матери и скажите, чтобы она возвращалась в свои покои в гареме и ждала там моего благоволения.
За прошедшие с того момента восемнадцать месяцев Ребекка виделась со своим господином три или четыре раза, в остальное же время наблюдала за ним, когда он выезжал из дворца или возвращался. И, едва переступив порог, приказывал аль-Нуру принести ему Ахмеда и не спускал его с рук несколько часов, отдавая только на время кормления.
Малыш быстро рос и радовал своих родителей. Ребекка находила в его облике смутные черты своего отца и даже Эмбер, что еще больше усиливало ее тоску по сестре. Сейчас у нее осталось только два близких человека – Назира и ребенок. Женщины в гареме были настолько глупы и мелочны, что она практически не общалась с ними. Ребекка безумно скучала по своим сестрам и часто вспоминала о них и днем, коротая тоскливое время, и ночью, когда Ахмед уютно посапывал у нее под боком.
Она тосковала по Осману и с нетерпением ждала, когда он позовет ее, но эмир оставался безучастным к ее мольбам. Ее тело уже оправилось после родов, и только небольшие рубцы напоминали о недавнем разрешении от бремени да груди немного ныли от боли. Ночью она просыпалась с мыслями о мужчинах, которых когда-то знала, и уже не спала до утра. Но всех их затмил Осман Аталан. Ей требовался человек, с которым можно было бы поговорить о своих заботах, излить душу и насладиться любовью, и никто не превзошел в этом всемогущего халифа.