И эта истина верней,
Чем та, что из Заветов:
«Живи, люби и не убий», –
Реально ль верить в это?
– Реально! – воскликнул кто-то, перебив меня.
Я обернулась на звук и увидела уже изрядно подвыпившего сталкера. Пошатываясь, он встал с места и опёрся рукой на плечо товарища, сидевшего рядом и такого же пьяного.
Затем он сделал несколько шагов вперёд, и, не удержавшись на шатающихся ногах, свалился прямо к подножию стола. Тут же по залу пронеслась волна смеха, сопровождаемая всяческими подколами и неоднозначными шутками.
Я, конечно, тоже усмехнулась. Но через несколько секунд, набрав воздуха в лёгкие, я была готова продолжить чтение своей новой работы.
– На самом деле, Джоконда, – вдруг донеслось до меня с противоположной стороны, с дальних столов, – люди верят в то, во что хотят верить…
– Ты, естественно, прав, Мамонт, – улыбнувшись, ответила я. – Но, по-моему, это в большей степени самообман.
– Может быть, и так… – протянул Мамонт. – Поди сюда, дело есть.
И, позабыв о массовом чтении, я схватила рюкзак и направилась в сторону столика, за которым сидел Мамонт. Сев рядом, он разложил передо мной карту, на которой синей ручкой было помечено несколько точек, некоторые локации были густо заштрихованы, но главное, что привлекло моё внимание, это название города – Припять, – подчёркнутое и помеченное восклицательным знаком.
– Понимаешь, что предстоит? – хитро осклабившись, спросил Мамонт.
Я кивнула.
– На подготовку сутки, – продолжил он. – Дальнейшие указания сброшу по сетке.
Тут же он быстро свернул карту, чтобы избежать лишних взглядов, и поспешил ретироваться.
***
19:40 следующего дня (Мск), Припять.
Мы вошли в город.
Не смотря на кажущееся спокойствие и невозмутимость, это место было немного большим, чем обитель теней. Мелькающие то тут, то там фантомы былых времен давно стали обыденностью для города, смотрящего на серое небо пустыми глазницами выбитых окон, а вот тени, что возникали по принуждению своего владельца, были редкостью…
Ещё вчера вечером Мамонт оповестил меня о составе группы, но он ни слова не сказал об отмычках, которых, по разным меркам, насчитывалось от трёх до пяти: всё потому, что они сновали туда-сюда, словно крысы, отчего у меня чуть ли не кружилась голова.
– Бобик, мать твою! – прошипел Швепс в сторону юноши, подошедшего к «Электре» на непростительно близкое расстояние. – К ноге!
Тот дёрнулся от неожиданности и развернулся к аномалии спиной.
– Чего опять «Бобик»?! – взвыл молодой человек. – Чуть что, так сразу «к ноге»… Я вам, что, собачка на побегушках?
Швепс ничего не ответил на причитания своего ведомого, лишь презрительно покосился на вскружившееся над нашими головами вороньё.
– Стоп, – скомандовал Мамонт, и группа остановилась.
– Что случилось? – вертясь из стороны в сторону спросил Шум – ещё один отмычка.
– Стой спокойно! – процедил Гуль. – Почему остановились? – обратился он к ведущему группировки.
– Тихо, – ответил Мамонт своему товарищу, медленно проведя взглядом над бастионом пустых домов. – Не одни мы здесь…
В этот момент каждого посетила одна единственная мысль – скрыться уже не получится.
Мгновенно заняв круговую оборону, мы просматривали окна и крыши. Как оказалось, не напрасно…
То тут, то там замелькали, забегали тени, и из окна соседнего здания начал писать поэму автомат, яркой вспышкой огненного цветка, сиявшего в тёмном окне.
Да, как показывает практика, держать круговую оборону на пустыре – не самая лучшая идея. Мы бросились в россыпную: каждый искал себе укрытие. Я сползла в небольшую ямку, укрытую с одной стороны пологом кустов, а с другой – глухой стеной пятиэтажки.
– С «Гаусс»-ки садят! – высунувшись, крикнул Скоп, и тут же получил разряд из той же самой пушки.