И сколько здесь смеха, улыбок, живости, радостных вскликов! В Японии много того, что меня очаровало на Тонга, Самоа и Яве.
Цуруга, Йокогама, Камакура, Токио, Никко – эти разные места все по-разному очаровали меня. Завтра или послезавтра с малым заездом в Йокогаму за вещами я приезжаю в Киото. Оттуда собираюсь в Нару[243], где гуляют ручные лани. Через неделю поеду во Владивосток, где пробуду, верно, дня три и выступлю с чем-то в пользу наших раненых.
Очень хочется русской весны, русского лета, деревни, тишины. В последних числах мая свидимся.
Японские журналисты прославили меня в Токио, и, кажется, я буду что-то писать для одной из самых крупных японских газет. Японцы очень увлекаются русской литературой и знают даже таких авторов, как Борис Зайцев. Из моих стихов переведены, между прочим, некоторые «Фейные песенки»[244]. Также, конечно, «Болотные лилии»[245] и стих<отворение> «Будем как Солнце»[246]. Из моих рассказов переведены «Ревность» и «Крик в ночи»[247]. Это меня удивило.[248]
«Малый заезд» в Йокогаму действительно состоялся: Бальмонт и Цветковская провели в этом городе ночь с 6 / 19 на 7 / 20 мая, остановившись в местном «Hôtel de France», и затем, видимо, бо́льшую часть дня. «Ранним утром собрался и после ночи здесь уезжаю в Киото, – пишет Бальмонт из отеля А. Н. Ивановой. – Я, кажется, сокращу на 4 дня свое путешествие и, если попаду на корабль, уходящий 23-го, поеду на нем, иначе – 27-го. Небо затуманилось. Впечатления мелькают как бабочки весной». И – восторженное восклицание в конце письма: «В Никко я видел вишневые деревья в цвету».
В тот же день вечером Бальмонт и Цветковская прибывают в Киото, и на следующий день (8 / 21 мая) Бальмонт продолжает свое повествование (письмо к А. Н. Ивановой):
…Вот я здесь, в «японской Москве», с ее 300-ми или 400-ми храмами, но на Москву Киото не похоже никак, и храмы здесь мало похожи на храмы. Я приехал вчера в 8 часов вечера и попал если не с корабля на бал, то с поезда на вечер гейш. Труппа гейш давала прощальное представление. Были танцы, музыка, пение, была феерическая смена красок и движений. Пленительна у японок необыкновенная пластичность, музыкальная соразмерность каждого движения, каждой интонации, каждого взгляда. Японка как японка есть высокое художественное произведение. И тут нет исключений. Они все воспитанны и утонченны.
Иду сейчас бродить по городу. Кажется, завтра уеду в Цуругу, а послезавтра – во Владивосток. Монеты истекают, и сердце зовет. Разум, однако, противоборствует и говорит, что нужно бы остаться еще на неделю. Не знаю. Чувствую, что устал от всего, от всех впечатлений.
Киото и Нара были последними японскими городами, которые посетили Бальмонт и Цветковская и где они провели, по меньшей мере, двое суток. 9 / 22 мая, еще находясь в Киото, Бальмонт продолжает размышлять об отъезде в Россию и принимает наконец решение.
Милый друг, я ускоряю свой отъезд отсюда и сегодня, в 5-м часу уезжаю в Цуругу. Уже говорил по телефону с конторой Добровольного Флота[249] в Цуруге и заказал каютку. Корабль уходит во Владивосток завтра в закатный час. Вчера были в двух чайных домиках, и гейши танцевали для меня. Волшебные малютки были обворожительны. И в том, и в другом домике было по Маргоре[250].
Впрочем, Бальмонт и его спутница покинули Японию не 10-го, как предполагалось вначале, а только через день – 11 мая. О том, как протекали его последние часы в Японии, рассказывает письмо к А. Н. Ивановой, датированное 11 / 24 мая и написанное в Японском море на борту корабля «Симбирск»:
Ана, моя радость, завтра я буду в 11 ч<асов> у<тра> во Владивостоке. <…> Я писал тебе из Японии каждый день. Не знаю, все ли мои письма дошли. Во многих местах не было возможности опустить их самому. Но японцы – честный народ.
В Цуруге была очаровательная ночь. Тысячи лягушек квакали, и цикады гремели, как в Уксмале[251]. Отправив вещи на корабль и убедившись в каюте, я пошел с Еленой бродить по городу, забрел случайно в квартал женщинок, волшебная малютка-гейша вышла из одного домика и начала восхищаться нами, я же, дабы выразить свой восторг ею, схватил ее, как дитя, и поднял на воздух. Кончилось это тем, что через несколько минут, снявши в прихожей башмаки, мы сидели на чистом полу и курили, а малютка и другая малютка, совсем уж девчоночка, предивно плясали и пели. Потом говорили, изумительным способом, на родных языках, с малой примесью чуждых слов и с большой примесью жестов и гримас, и улыбок, и смеха. В 2 часа ночи малютка и три еще какие-то женщинки, с цветами и в цветах, провожали нас на корабль, мы шли все вместе, держась за руки, и сколько кроткой прекрасной нежности было в этом держании рук. О, я совсем, совсем пленен японками. Сколько скромности, и простоты, и достоинства в этих обворожительных зверьках! При их чувственности они никогда не бывают бесстыдны. А как они впечатлительны, можно судить хотя бы по тому, что, когда я поднял гейшу на руках своих, она смертельно побледнела, – и они бледнеют легко, когда танцуют.
244
Имеются в виду отдельные стихотворения из книги Бальмонта «Фейные сказки. Детские песенки» (М., 1905).
246
Стихотворение Бальмонта (1902), а также – название сборника (1903), в который вошло и одноименное стихотворение.
247
Рассказы Бальмонта, впервые опубликованные в шестом выпуске литературно-художественного альманаха издательства «Шиповник» (СПб., 1908), переведены на японский язык Нобори Сёму и в 1916 г. и включены им в книгу «Сборник рассказов русских писателей».
249
«Добровольный флот» – российское морское судоходное общество, основанное в 1878 г. и существовавшее до 1917 г.; возобновлено в 1922 г., а в 1925 г. включено в состав Совторгфлота.
251
Уксмаль (Ушмаль) – древний город майя в Мексике (на полуострове Юкатан в долине Св. Елены), запечатленный Бальмонтом в стихотворении «На пирамиде Уксмаль» (