Неизвестный корреспондент «Утра России» счел нужным указать те японские издания, в которых появлялись произведения Бальмонта в течение 1916 года: «Сэкай» («Мир»), «Гэйбун», («Искусство и литература»), «Сюсай бундан» («Литературный Кружок Таланта»), «Мита Бунгаку» («Митаская литература»), «Гиндзара» («Серебряное блюдо» и др.). В статье содержалось также следующее утверждение:
Японцы ценят в поэзии Бальмонта ее солнечность, яркость красок и тонкость ощущений природы. Они находят, между прочим, что, несмотря на кратковременность своего пребывания в Японии, русский поэт очень метко схватил основные черты японской природы и японского национального характера. Все очерки Бальмонта о Японии переведены на японский язык по нескольку раз.[434]
Далее – как бы в подтверждение сказанному – приводились «Объяснительные замечания», которыми Ямагути Моити снабдил свой перевод очерка «Фейное творчество» (нетрудно догадаться, что эти «замечания» подсказал корреспонденту сам Бальмонт):
Если бы даже делаемая Бальмонтом оценка японской поэзии и была неверна, то все же мы (японцы) должны были бы приветствовать появление его очерка, так как русская литература обогащается в нем одним изящным произведением о японской литературе. Но кроме того, нужно высказать удивление той проницательности и верности оценки японской поэзии, которую делает Бальмонт. Пробыв такое краткое время в стране, он сумел почувствовать, душою поэта, сущность японской красоты, между тем как многие европейцы, которые живут целые годы со специальною целью изучить японскую литературу, не могут достигнуть этого.[435]
Упоминая в заключении о молодом японском поэте Осэ, «с которым русский поэт подружился в Токио», корреспондент приводит слова последнего:
«Жалко, что русский знаменитый поэт ушел от нас, как комета, и мы очень надеемся, что в ближайшем времени он будет появляться на японской земле». Он пишет также: «О Русь! Ты для меня вторая любезная родина. Я жду сердцем, что в содружестве буду созерцать мистический облик ее».[436]
И еще одно яркое свидетельство. 19 февраля 1917 года в газете «Утро России» рядом со стихотворением Бальмонта «Япония» была помещена статья Катаками Нобуру (написанная им по-русски специально для «Утра России») «Русская литература в Японии». Об авторе статьи было сказано, что он – «молодой японский ученый, приват-доцент университета Васэда в Токио. В данное время живет в Москве, где внимательно изучает русский язык и русскую жизнь»[437]. Упоминалось также, что Катака-ми перевел на японский язык «Записки из мертвого дома» Достоевского.
В своей статье Катаками писал, что Бальмонт – первый после Гончарова русский писатель, который «лично коснулся» Японии. «Он совершенно неожиданно приехал к нам, как ласточка весенняя, и, прибыв на недели две, уехал опять, как ласточка мимолетная. Как он был прокладывающий новые пути русской современной поэзии, он прокладывал путь в Японию. Нам желательно, чтобы и другие русские писатели приехали к нам и ознакомились бы с нашей современной жизнью»[438].
Катаками познакомился с Бальмонтом в Москве в январе 1917 года и впоследствии не раз с ним встречался[439]. В своей книге «Действительность в России» (1919), появившейся уже после его возвращения в Японию, Катаками писал:
Бальмонт мне показался каким-то неспокойным, всегда волнующимся поэтом переменчивого, страстного и романтического характера. И вместе с тем я почувствовал у него детскую беззаботность и простоту.[440]
Таким образом, приезд Бальмонта – об этом недвусмысленно свидетельствуют приведенные выше выписки – оказался для Японии заметным культурным событием. Справедливо замечание Бальмонта, оброненное им в письме к Е. К. Цветковской 31 августа 1916 года (после получения японского журнала, где было помещено письмо Бальмонта к Ямагути Моити, а также переводы стихотворений «Самурай», «К Японии» и «Японке»): «Японцы окончательно пленились мной – и пленяют меня»[441].
Заключение
Болезненно переживая события, происходившие в России, Бальмонт уже летом 1916 года задумывается над тем, чтобы покинуть родину. «Я не могу и не хочу жить в России, – признается он Цветковской 1 августа 1916 года. – Я уеду из нее при первой возможности»[442]. При этом, разумеется, его взгляды обращались к Японии. «Следующее лето мы будем с тобой в Камакуре или на ином Океанском прибрежье в Японии», – делится он с Цветковской своими мечтаниями (письмо от 24 июля). И спустя два дня: «На будущее лето – и будущую весну – мы уедем с тобой в Японию и будем там сидеть сколько угодно в одном месте, никуда не торопясь»[443].
437
Утро России. 1917. № 50, 19 февраля. С. 2.
Катаками (Катагами) Нобуру (1884–1928) – личность примечательная. Ученик Нобори Сёму, он возглавлял с 1915 г. кафедру русского языка и литературы в университете Васэда. Неоднократно бывал в России, переводил Достоевского, издавал журнал «Васэда бунгаку», где в 1916 г. печатались стихотворения Бальмонта. Автор нескольких монографий о русской литературе.
В августе–сентябре 1916 г. Катаками сопровождал японскую парламентскую делегацию, посетившую в Москве редакцию газеты «Русское слово» и толстовский музей в Хамовниках, где гостям давал пояснения помощник хранителя музея В. Ф. Булгаков (см.: Русское слово. 1916. № 196, 25 августа. С. 4; № 205, 4 сентября. С. 4). Видимо, в связи с этим событием в № 197 от 26 августа были напечатаны стихотворения Бальмонта «Самурай» и «Спор духов» (см. Приложение 1). Подробнее см.:
440
Цит по:
Автор сообщает также, что Катаками перевел на японский язык «очерки Бальмонта о его впечатлениях от Японии», но не указывает, где они были опубликованы.