…Завтра в 10 ч<асов> у<тра> уезжаю через Новую Гвинею в Батавию. <…> На Яве пробуду три недели и через Сингапур поеду в Индо-Китай. До Сайгона всего двое суток езды. Пиши мне туда, Indo-Chine, Saigon <Индокитай, Сайгон – франц.>. Потом в Colombo, Ceylon <Коломбо, Цейлон – англ.>. Радость, мой возвратный путь начался.
Новая Гвинея, которую посетил Бальмонт, покорила его опять-таки своим «первобытным» обликом. «Я понимаю, – писал Бальмонт Д. Н. Анучину 16 августа, – почему Миклухо-Маклай, с детства меня пленивший, так возлюбил папуа и был ими возлюблен. Я думаю, что сейчас на всем земном шаре есть только две страны, где сохранилась святыня истинной первобытности: Россия и Новая Гвинея»[59]. Общаясь с туземцами островов Самоа, Фиджи, Новая Гвинея и др., Бальмонт внимательно наблюдал их обычаи, собирал предметы их культа и быта. Из своего путешествия Бальмонт привез в Европу множество фотографий, а также богатую этнографическую коллекцию, которую он пожертвовал затем Антропологическому музею Московского университета[60].
Чем сильнее восхищался Бальмонт обитателями океанских островов, тем более обострялось в нем чувство неприязни к колонизаторам-англичанам. «Сидней – капризно раскинувшийся город, – пишет он в том же письме Анучину. – И люди здесь приятнее. Но ненависть к англичанам у меня укрепилась безвозвратно. Я не мог бы жить в Англии. Эта тупость их возмутительна. Они ничего не понимают и не чувствуют»[61]. Впоследствии в своих лекциях об Океании Бальмонт рассказывал:
Англичане уничтожили красивые смуглолицые племена тасманийцев, и от них не осталось и следа. В Австралии то же явление – систематическое истребление туземцев. Жестокость англичан превосходит жестокость испанцев при покорении последними Мексики. Творцы политической свободы, они не могут понять просто человеческой свободы…[62]
Бесспорно, заслуга Бальмонта в том, что он – в отличие от многих европейцев – обратил внимание на бедственное и бесправное положение туземцев, горячо сочувствовал им и возмущался жестокостью английских колонизаторов. В целом же ситуацию в «странах Солнца» поэт оценивал далеко не объективно. Он безмерно идеализировал жителей Океании и видел их только такими, какими хотел видеть, – наивными, чистыми, свободными людьми, предающимися «естественной» любви на лоне природы, поющими и пляшущими в лучах Солнца или при свете Луны. Бальмонт словно не задумывался над тем, каковы реальные условия жизни этих «детей природы», занятых тяжким изнурительным трудом, ведущих ежедневную борьбу за свое существование. Романтическое очарование «островитянами» лишало Бальмонта возможности взглянуть на них трезво и непредвзято. Это относится в равной степени и к его суждениям о Мексике, Египте и других странах (впоследствии – Японии).
Восторженность, владевшая Бальмонтом в Океании, не оставляет его и на Яве, главном острове Индонезии. 15 сентября он рассказывает А. Н. Ивановой:
…Я весь в моей яванской сказке, в этих лицах, неожиданно живописных, во всех впечатлениях Востока с его яркими красками и могучими деревьями, и нежными розовыми лотосами, и красной акацией, и птицами-небылицами. Вот уже целую неделю я в непрерывной волне впечатлений. <…> Еду в Бейтензорг, в сад знаменитый.[63]
Два последующих месяца Бальмонт проводит главным образом на Цейлоне и в Индии, которую он проехал от Тутикорина до Агры и Дели. Эта завершающая часть путешествия описана Бальмонтом в следующих словах:
Заезжал на Яву, где прожил некоторое время, был проездом на острове Целебес, затем проехал на Цейлон и отсюда, заглянув на Суматру, – в Индию. Индию объездил всю – от Бенареса и Агры до Бомбея. Остался в восторге от древних индусских храмов.[64]
Впрочем, Индия отчасти разочаровала Бальмонта; своей нищетой она напомнила ему Россию. «Трижды несчастная страна – безвозвратно пригнетенная», – говорил он об Индии[65]. Тем не менее Бальмонт увлекается древнеиндийской поэзией и принимается за перевод санскритской поэмы Ашвагхоши «Жизнь Будды». Переложение на русский язык памятников индийской культуры, прежде всего драм Калидасы, займет в дальнейшем видное место в ряду других переводческих работ Бальмонта. «Вот и кончен мой путь…» – писал поэт А. Н. Ивановой 28 ноября из Бенареса. Месяц спустя он – через Порт-Саид и Марсель – возвращается в Париж. В заметке, напечатанной в журнале «Вокруг света», говорилось:
Из всего путешествия Бальмонт вынес убеждение, что человечество в своей истории переходит от ошибки к ошибке и что теперешняя его ошибка – «порывание связи с землей и союза с солнцем – есть самая прискорбная и некрасивая из всех его ошибок».
60
См. заметку без подписи, озаглавленную «Коллекции Бальмонта», в газете «День» (1913. № 90, 3 апреля. С. 2).
63
Имеется в виду знаменитый ботанический сад в городе Бейтензорг (в западной части Явы). О его посещении Бальмонт упоминает также в письме к А. Н. Ивановой от 19 сентября: «Да, я был там, где собраны деревья со всего земного шара. <…> Таких цветов, орхидей и лотосов я еще не видал».
64
65