Мать Бальмонта стала хлопотать о разрешении доучиться исключенным в гимназиях других городов, ездила в Москву к попечителю учебного округа графу Капнисту и такого разрешения добилась. Бальмонт и его друг, сын городского головы Николай Листратов (годом старше), начали учиться в гимназии города Владимира с конца первого полугодия, так что приходилось наверстывать пропущенное. Как и другие исключенные, Константин находился под надзором гимназического начальства: в качестве надзирателя был назначен его классный наставник, учитель греческого языка чех Осип Седлак, на квартире которого он и жил. Седлак настолько ревниво выполнял свои обязанности, что Бальмонт сравнивал жизнь у него с тюрьмой. Когда Седлак узнал, что в декабре 1885 года Бальмонт напечатал стихи в журнале «Живописное обозрение» (№ 48), то запретил ему публиковаться впредь до окончания гимназии.
В «Живописном обозрении» были опубликованы два оригинальных стихотворения («Горечь муки», «Пробуждение») и перевод из австрийского поэта-романтика Н. Ленау («Прощальный взгляд»). Стихи для восемнадцатилетнего юноши вполне литературно грамотные, хотя с печатью общей поэтической стилистики 1880-х годов: «горечь муки», «душа унылая», «жизнь постылая» и т. п. Несмотря на неудовольствие начальства, сам по себе литературный дебют в популярном российском журнале был для Бальмонта событием. Можно представить радость автора, впервые увидевшего свои стихи напечатанными! Поэт дорожил данной публикацией и юбилеи начала литературной деятельности отмечал по этой дате.
Гимназию Бальмонт окончил в июне 1886 года. История исключения из Шуйской гимназии и поднадзорная учеба во Владимире дали ему повод написать в автобиографии 1903 года: «Гимназию проклинаю всеми силами. Она надолго изуродовала мою нервную систему».
Однако не всё было столь уж мрачным в гимназические годы. В шуйский период впечатления от гимназии скрашивали свобода саморазвития, разнообразное чтение, развлечения и увлечения.
В возрасте четырнадцати-пятнадцати лет пришла первая любовь. Предметом ее стала шестнадцатилетняя полуполька Мария Гриневская, служанка в их доме (в романе «Под новым серпом» она названа Лидией Волгиной).
С уважением вспоминал Бальмонт некоторых гимназических учителей. Преподаватель истории и географии Прозоровский (в романе Алексей Леонтьевич Полозовский) давал ему исторические книги, знакомил с сочинениями В. Г. Белинского и славянофилов; позднее Бальмонт называл его «большим другом». Об учителе русской словесности М. Н. Сперанском поэт говорил, что ему «обязан выработкой своего слога». В письме Георгу Бахману от 21 марта 1907 года Бальмонт передавал привет своему учителю немецкого Петру Яковлевичу Эссерлинг-Карклингу и с удовольствием вспоминал, как читал с ним пьесу Г. Лессинга «Минна фон Барнгельм».
Ярким событием жизни во Владимире стала встреча Кости Бальмонта осенью 1885 года с писателем Владимиром Галактионовичем Короленко, приехавшим к своим знакомым. Юный поэт передал ему тетрадь со своими стихами. Тетрадь включала 44 его собственных стихотворения и семь переведенных им из Николауса Ленау, австрийского поэта. В архиве Короленко тетрадь сохранилась, остался и приложенный к ней стихотворный перевод отрывков из «Фауста» Гёте, помеченный 23–24 октября 1885 года.
Эпиграфом ко всем стихам в тетради взяты предсмертные слова Гёте: «Licht, mehr Licht!..» («Света, больше света!..»). Эпиграфы к отдельным стихотворениям позволяют судить об увлечениях начинающего поэта поэзией Тютчева, Фета, Майкова, Надсона.
Вкусы, пристрастия Константина и влияния на него можно установить и по самим стихам. Например, «Ива» имеет подзаголовок «Подражание Гейне». В стихотворениях «Ночью в дороге» («Степь неоглядная…»), «Степь» («Степь глухая спит спокойно…») слышатся кольцовско-никитинские интонации. В строках «Родина-мать! Ото сна векового / Встань и кругом погляди…» («Под липами») нетрудно угадать некрасовское начало. Поэзией Лермонтова навеяны образы демона и злого гения («Слезинка демона», «Между небом и землей»).
Стихи из тетради опровергают представление о том, будто юный Бальмонт творил лишь в русле поэзии Семена Надсона, очень популярного в 1880-е годы. К надсоновской линии ближе его стихи на гражданские темы, в которых уловимы поздненароднические идеи и одновременно «горькие муки» одиночества и сомнения. «Правда», «истина», «зло», «свобода», «борьба», «счастье» и другие слова звучат в стихах Бальмонта так же отвлеченно и риторично, как и в стихах Надсона. Народ Бальмонт сравнивает с Прометеем, прикованным к скале (стихотворение «Как Прометей»). Лирический герой поэта хотел бы «водворить в этом мире любовь» и готов «пролить кровь», чтобы «приблизить далекое счастье» («Мы хотим…»). В то же время он видит в мире много зла и несчастий, осознает несовершенство человечества.