Эдвард ждал ее на том же самом месте. Диана, вопреки намерениям не давать волю чувствам, как и всегда при встрече с графом, затрепетала от радости. От мрачной тени, лежавшей на челе Эдварда минувшим вечером, не осталось и следа. Граф выглядел совершенно безмятежным. При виде Дианы его взор прояснился, и перед ней мелькнул лучик надежды на то, что Эдвард не узнал ее, а значит, все остается по-прежнему.
— Доброе утро, Дженни, — приветствовал ее Эдвард. — Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, благодарю вас, Эдвард. — Простуда почти прошла, и Диане стало непросто говорить хриплым голосом. Однако она довольно в этом практиковалась, чтобы мистификация ее не была обнаружена. — А вы?
— Неплохо.
В ответе Эдварда Диане послышалось сомнение, и ее уверенность пошатнулась.
— Кажется, вас что-то тревожит.
— Ничего достойного вашего беспокойства. Можно ли было из этих слов заключить, что причина волнений Эдварда никак не связана с ней?
— Порой, поделившись невзгодами, мы переносим их легче, милорд. Если вам хочется поговорить о них, я буду рада выслушать вас.
Эдвард взглянул на Диану, а затем на конюха, державшегося в отдалении.
— Вы говорите, не зная источника моих переживаний, Дженни. Уверяю вас, дела семейные не всегда удостаиваются того же внимания, что и личные.
Услышав, что речь идет о семье, Диана слегка наклонила голову.
— Неурядицы есть во всех семьях, и они во многом сходны, а потому не могут быть совершенно безынтересны.
Эдвард посмотрел на Диану, пытаясь понять, являются ли ее слова лишь данью приличиям, или она и впрямь готова выслушать его.
— Извольте, я расскажу вам. Но помните: вы сами настояли на этом. Мои неурядицы связаны… с моей матерью.
С его матерью! Сделанное признание принесло Диане несказанное облегчение.
— Понимаю. И что ж это за неурядицы?
— Моя мать… человек непростой. С ней трудно, — с расстановкой проговорил Эдвард. — С тех пор, как умер мой отец. Ей давно пора оправиться от горя. Поначалу, признаюсь, я даже лелеял надежду на то, что она сможет снова выйти замуж, но теперь вижу всю иллюзорность моих чаяний. Горе сделалось частью ее жизни.
Опасаясь проявлять неприличное любопытство, Диана спросила:
— Так это затянувшееся горе вашей матери причина ваших невзгод, милорд?
— Не столько моих, сколько моей младшей сестры, — пояснил Эдвард. — Моя старшая сестра, Барбара, замужем, у нее своя семья. Но Элен всего семнадцать, и она живет с нами.
— Что именно вы подразумеваете, когда говорите, что с вашей матерью трудно?
Эдвард колебался, словно бы раздумывая, как много он может рассказать Диане.
— Главная беда в том, что она отказывается быть счастливой. Она требует нашего неотлучного присутствия.
— Она хочет, чтобы дети были подле нее, — уточнила Диана.
— Вот-вот. Вчера вечером, к примеру, мы все были приглашены на званый обед в честь помолвки одних наших близких знакомых. Но мать напрочь отказалась ехать. Она не устает повторять, что в день смерти отца жизнь для нее закончилась.
— Ее чувства можно понять, — заметила Диана.
— Да, но она прислала Элен записку, требуя, чтоб та немедленно возвратилась домой.
Ах, вот что это было за письмо!
— Вашей матери требовалась немедленная помощь?
— Нет. Ей просто стало одиноко и захотелось, чтобы кто-то был рядом.
— Понимаю. Так ваша сестра вернулась домой? — просила Диана, стараясь говорить как можно более непринужденно.
— Нет, я не показал ей письма, — признался Эдвард, не выказывая ни малейшего чувства вины, — возможно, вы сочтете мой поступок неблаговидным, но я, узнав почерк матери, догадался, что могло содержаться в записке. И еще я подумал, что, если матери нездоровится и нужна помощь, от моего присутствия будет больше толку, чем от сестры. Я прочитал письмо и решил сам отправиться к ней. Стоит ли говорить, что мы поссорились и расстались врагами. — Эдвард устремил взгляд вдаль. — С тех пор я не нахожу себе покоя.
Диана опустила глаза. Она прекрасно понимала переживание графа. Бывает, в семье царит согласие, но каждый меж тем чувствует себя одиноким. В семье же, где мир и согласие отсутствуют, люди страдают еще больше.
— А что леди Элен? Как она относится к просьбам матери?
— Сказать по чести, не знаю. Она не откровенничает со мной. Разница в возрасте между нами слишком велика. С Барбарой мы ближе, благодаря силе ее духа и живости нрава, а также тому, что мы почти ровесники. Элен прелестное дитя, но она довольно легкомысленна.
— Способность не терять силы духа или, если угодно, умение постоять за себя я всегда считала важным свойством характера женщины, — проговорила Диана. — Тогда ни муж, ни общество не смогут запугать ее.