Выбрать главу

Это была рыночная площадь, площадь для празднеств и для казней. За площадью шли кварталы ремесленников, за ремесленниками - кварталы рыбацких гильдий и, наконец, дорога выныривала возле большого деревянного причала рядом с пляжем, где сохли или смолились для плаваний по озеру лодки и одна королевская галера с драконьей головой.

Озеро Дери было очень большим и глубоким, оно простиралось до самого горизонта и если и было продолжение белой дороги, то от пристани его не было видно. Дальше, говорят, за ними идут непроходимые цинцилийские топи, а за ними несет свои воды своенравный Донг.

С другой стороны медовой горы, в крепостной стене от калитки начинается тропинка еще круче, чем дорога. Она игриво сбегает вниз, в рощу виноградника и кусты малины с ежевикой и неожиданно обрывается... Ох, ты степь моя широка-а-я. Но с вершины горы можно рассмотреть, стоя на краю башни, как там впереди что-то блестит и переливается - это медленно течет очень-очень широкий и древний Донг, настолько широкий, что часто с одного берега не видно другого.

Вот и вся система дорожно-артериальной связи королевства Дерибаса 7-го. Да, вдоль озера Дери раскинулись пару рыбацких поселков и небольшое баронское поместье Леви-Страус.

Вонг богаче - три крупных города и куча мелких деревень, насыпанных искусственно холмов с башнями и замками.

Вонг течет на юг, Донг - на юго-запад. Через семь дней путешествия по Вонгу упираешься в пороги и Тянь-Шуаньский хребет, который, словно страж, возвышается перед морем-океаном. На Орлиной вершине стоит замок моего оппонента - барона Ворлока-Орлиное гнездо.

На исследования этих мест у меня было мало времени, здесь я был не Марко-Поло, а Защитником.

Хочется немного сказать о соседях. За Донгом находилась могущественная империя Вареников, где-то в степи, на севере, затерялось герцогство Распутина, вольница Аврода-дранное ухо. За Тянь-Шуанем, в море, на большом острове - королевство Рабаса-Караса - старого маразматика с большими амбициями. Все остальное вам знать не обязательно, что толку, если у нас совсем иной мир.

О политике можно было сказать так: империи Вареников было наплевать на королевство Дерибаса, они расширяли свои владения вдоль Донга и на запад. Герцогство Распутина давно породнилось с двором Дерибаса, взаимные набеги и войны давно ушли в прошлое. Дерибасу было плевать на Вареников. Аврод-Даное ухо иногда ни с того, ни с сего делал набеги на замки, грабил их и поджигал, насиловал хозяек. Его подвижная банда всегда ускользала в просторах степи от охотничьих королевских сотников. Королевство Рабаса-Караса поглядывало на южных берег, но всегда мешал хребет Тянь-Шуань и замок Орлиное Гнездо очень сильно укрепленная и почти неприступная крепость,хотя я и верил в учение Суворова, что все можно взять, если очень сильно захотеть. Тем не менее, эта крепость давала барону Ворлоку чин генерала погранвойск, большую силу и власть. Вступи он в союз с Рабасом-Карасом, и быть большой и затяжной войне.

Поэтому Дерибас 7-й его побаивался и уважал, и, конечно же, ненавидел. Он всегда поджидал удобного момента, чтобы отдать рспоряжение своему палачу насчет головы барона Ворлока.

9

ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ ТРЕНИРОВКА

Уже несколько часов я и Рыцарь Оутли-Шумахер занимались в королевском саду, подальше от любопытных взглядов на небольшой полянке, окруженной колючим терновником. Само собой разумеется, что услышанная мной последняя новость вдохновила меня на рыцарские упражнения, правда, проходили они не столь успешно, как хотелось бы, но я, как любой другой человек, очень хотел жить долго и счастливо. Оказывается, совсем нелегко, черт побери, влезть на лошадь, удержаться в седле, раскачиваясь подобно маятнику и думать, как далеко до земли, если придется падать, заставить бедную лошадку двигаться и чувствовать себя, как на палубе корабля, попавшего в жестокий шторм.

- Тебе очень повезет, если ты завтра останешься в живых и сможешь наблюдать заход солнца. Я думаю, барон Ворлок не склонен к тому, чтобы просто превратить тебя в калеку, - улыбаясь, сказал Оутли, помогая мне слезть с лошади, которая, склонив благородную старую голову, спокойно пощипывала травку - ее это дело совсем не касалось. - Тебе просто не повезло, но невозможно всего лишь за день выучится бранному искусству.

Я со стоном упал на траву и хлопнул трясущейся рукой, предлагая доблестному рыцарю присоединиться. Было ужасно жарко, и я вымок, как губка, под короткой кожаной курткой, которую меня заставили одеть. Достав сигарету и прикурив, рыцарь недовольно поморщился. Я улыбнулся, очень хотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда, на пляже, возле воды.

Я был согласен с рыцарем - обучение воинскому искусству не слишком продвигалось. Кавалерия в моем мире давно стала легендой, а искусство владения мечом заменило искусство меткой стрельбы. О, Боже, я совсем не хотел думать о том, что может быть завтра. Если я ничего не смогу придумать, то завтра будет обыкновенное тривиальное убийство - я просто не мог воспринимать этот факт серьезно.

Я посмотрел на Урагана. Старый боевой конь, он тоже устал и отошел к краю поляны, с наслаждением пережевывая листья кустарника. Не выдержав, я улыбнулся. Подумать только, я нахожусь где-то за тридевять земель, в тридевятом царстве и упражняюсь в верховой езде - БРЕД!!! Наверное, целый час я корчился в седле и научился принимать гордую рыцарскую осанку, когда лошадь стояла на месте. Я посмотрел на свои часы - около трех, часа четыре из меня здесь пытаются сделать бравого солдата-камикадзе.

Оутли-Шумахер прилег рядом, смахнул шапочкой с лица бисереки пота. Он сорвал травинку и стал перетирать ее зубами, уставясь в безоблачное синее небо.

- Послушай, - встрепенулся я. - А если я завтра заболею?

Он с удивлением посмотрел на меня:

- Ты что, не здоров?

- Пока нет.

- И не вздумай - принцесса или король просто вызовут главного лекаря-палача.

Я вздрогнул:

- Это что - единственный в округе лекарь?

Оутли-Шумахер усмехнулся и ничего не ответил.

Я стал думать о втором варианте - побеге. Что, если разок хорошо стукнуть этого рыцаря и в кусты, тогда поминай как звали. Только куда? Я горько вздохнул - пропаду. Пропаду в этом безумном мире, о котором ничего не знаю. С тоской вспомнил свой, осиротевший без моего присутствия мир.