Давно перевалило за полночь, а Михайловский остров не спал. У батарей настороженно ходили часовые. Около здания канцелярии собрался почти весь гарнизон форта и прибывшие с Лагерного. Солдаты сидели или полулежали группами, что-то обсуждали. Время от времени возникала песня. Ее пели вполголоса, проникновенно, так же, как где-нибудь на Волге или в лесной вологодской глуши. Видно, повелось у русских людей: в какие бы края ни занесло их, в какие бы тяжелые условия ни ставила судьба, песня родной сторонушки всегда и всюду скрашивала житье-бытье, помогала в ратном деле, объединяла, когда нужно было что-то сделать сообща, всем миром.
Вдруг со стороны пристани донесся окрик часового:
— Кто гребет?
Тишина. Возможно, часовому показалось? Ничего удивительного: нервы напряжены, ведь он впервые охраняет революционный форт.
И снова голос на пристани:
— Стой!
В ответ еле слышно донеслось:
— Наляг!
Ночь осветилась вспышкой, прозвучал предостерегающий выстрел часового. На берегу замелькали белые солдатские рубашки.
— Наляг! Мать вашу!..
С острова дали несколько выстрелов.
К берегу приткнулась лодка. Из нее выпрыгнуло несколько человек. Спрятались за камнями. В лодке остались двое. Один из них разразился такой бранью, что все узнали артиллерийского полковника Нотара.
— Эй, сволочи! — гремел его голос. — Живо несите меня в лазарет! Мерзавцы, ногу прострелили.
Полковника подхватили и понесли.
— Ужо будет вам на орехи! — не унимался он.
— Да замолчи, кровопивец!
— Пил вашу кровь и буду пить! Под расстрел всех отправлю, на виселицу!
— Он оскорбляет, а мы неси?
— Бросай его — и все тут!
— Я вам брошу!.. — И снова мат.
— Раздайся!
Послышался лязг затворов. Солдаты, несшие раненого, отскочили в сторону. Грянул залп. Полковник остался лежать на земле без движения.
Вторым пассажиром ночной лодки оказался начальник артиллерии крепости генерал Агеев. Он был тут же арестован.
Светало. Лежавший напротив Александровский остров уже не пугал своей черной неизвестностью. Первые солнечные лучи озарили его каменистый, поросший кустарником берег. От моста на водную гладь упала тень.
— Я пойду один, — сказал подпоручик Коханский обступившим его артиллеристам. Фуражку он держал в руке. — Фейерверкер Тихонов остается в форту за старшего.
— Напрасно вы решили идти, — заговорил Василий Тихонов, один из признанных вожаков артиллеристов. — Ведь там пехота, убить могут. Давайте шрапнелью их обдадим да вылазку по всем правилам организуем.
— Не отговаривайте. Пойду один. Надо избегать кровопролития. По мне же — двух смертей не бывать, а одной не миновать.
Коханский улыбнулся, надел фуражку и, придерживая левой рукой ножны шашки, легкой походкой вышел из-за валунов. Спокойно, будто на смотру, он стал спускаться к берегу. Слышно было, как осыпались под ногами смельчака камешки. Несколько десятков глаз с тревогой следили за ним. Вот он достиг моста, миновал его и ступил на Александровский остров, где располагалась вторая рота крепостного пехотного полка.
Дорогу Коханскому преградил солдат. Он явно был озадачен появлением офицера с мятежного форта.
— Позвать командира роты!
Приказание Коханского разрядило обстановку.
— Командира роты вызывают к мосту! — заорал часовой. Лицо у солдата стало деревянным, и он для чего-то сделал винтовкой «на караул».
Со всех сторон осторожно сходились пехотинцы. Вскоре появился капитан Гуйтов. Едва сдерживая волнение, спросил:
— Что вам угодно, подпоручик?
— Я пришел к вам по поручению восставшего гарнизона крепости, — громко, чтобы было всем слышно, заговорил Коханский. — Во избежание ненужных жертв предлагаю сложить оружие.
— Делайте, что хотите, — буркнул Гуйтов. — Я слагаю с себя ответственность за роту.
Капитан отстегнул дрожащими руками портупею и вместе с наганом и шашкой сунул в руки растерянному фельдфебелю. Сутулясь, Гуйтов удалился.
Через мост уже бежали артиллеристы.
В это время к пристани подошла шлюпка с Емельяновым. Ее встретил Василий Тихонов. Он доложил обстановку и спросил:
— Какие новости, Аркадий Петрович?
— Все идет хорошо, товарищ Тихонов, — ответил Емельянов, дружески взяв артиллериста за плечи. — Собери-ка людей.
Ждать солдат на митинг долго не пришлось. Емельянов сообщил о результатах своей поездки в Военно-боевой центр. При всеобщем ликовании над фортом был поднят красный флаг.
Бастаковская батарея располагалась на господствующей высоте Михайловского острова. Отсюда были хорошо видны остальные двенадцать островов Свеаборгской крепости и морские подступы к Гельсингфорсу. Здесь-то Емельянов и устроил свой командный пункт.