Протяжный заводской гудок прервал разглагольствование полицейского надзирателя. Собеседники, не сговариваясь, подошли к окну, осторожно выглянули из-за раздвинутой плюшевой шторы. Как только гудок смолк, из ворот мастерских, из закоулков огромной заводской территории — отовсюду стали стекаться на середину двора люди. На опрокинутый ящик взобрался рабочий. Он снял кепку и начал что-то говорить.
— Так-с, изволят без разрешения митинговать! Это уже злодеяние, — злорадно улыбнулся офицер.
Вдруг опять раздался гудок. Затем забасил другой, третий… По их тону директор безошибочно определил, что гудят на «Вольте», «Крулле», «Балтийской мануфактуре»…
— Наш «Двигатель» начал первым. Зачинщик забастовки… — забеспокоился директор. — Этого еще недоставало! Есть у нас на заводе охрана или нет?! Мы важные правительственные заказы выполняем, а тут того и гляди мастерские подожгут, машины начнут ломать.
Офицер растерянно молчал. «Только бы не пожаловался губернатору или, чего доброго, в Петербург, в свое правление! А уж зачинщики от меня не уйдут!»
— Вот, полюбуйтесь, прокламации появились! — воскликнул директор. — Где же ваши казаки, полиция?
Митинг закончился. Читая на ходу и передавая друг другу листовки, рабочие направлялись к проходным воротам. Вскоре заводская территория опустела.
В полдень 31 июля на дворе губернаторского дома выстроился третий взвод четвертой роты 146-го пехотного Царицынского полка. Солдаты стояли по диагонали — от арки ворот, из которой видна пятиглавая громада Александро-Невского собора, до дверей тюрьмы. В узком проходе, ведущем на задний двор, разместилось пятеро солдат. Еще пятеро, при офицере, охраняли ворота с внешней стороны. Далее, на соборной площади расположился взвод солдат во главе с офицером. По улицам, прилегающим к Вышгороду, расхаживали городовые, разъезжали казаки, шныряли шпики.
Из дверей тюрьмы в сопровождении конвоя длинной цепочкой вышли азовцы. Впереди, высоко подняв голову, шагал Арсений Коптюх. Вслед за ним — Петр Колодин. Замыкал шествие Иван Аникеев, которого поддерживали товарищи. Лицо у него было забинтовано, матрос сильно хромал. Контрреволюционеры, бросив Аникеева в море, думали, что он мертв. В воде матрос пришел в себя, собрал остаток сил и поплыл. Его подобрала проходившая мимо яхта, но едва она пристала к берегу, ее окружили полицейские и солдаты. Аникеев был доставлен в тюрьму.
Моряки миновали цепь угрюмо потупившихся царицынцев и через дверь в арке вошли в вестибюль губернаторского дома. Здесь их еще раз обыскали, а затем по деревянной лестнице повели на второй этаж. Через высокую, отделанную под орех дверь с медными узорчатыми ручками матросы вступили в просторный, почти квадратный двусветный зал. Один ряд окон выходил на соборную площадь, противоположный — на тюремный двор. В зале стояли длинные скамьи, сколоченные из грубо оструганных досок, не вязавшиеся с богатой отделкой зала. На скамьи сели азовцы. Рядом выстроились конвойные.
Через зал был протянут морской канат. Он отделял скамьи подсудимых от длинного стола, покрытого зеленым сукном.
— Встать, суд идет! — раздалась команда.
Дверь справа, рядом с той, через которую в зал вошли подсудимые, распахнулась, и в ней появились семь офицеров. Когда они чопорно, в торжественном молчании уселись за стол, председательствующий капитан 1-го ранга Русин сухим, бесстрастным голосом объявил:
— Судебное заседание особой комиссии по делу о восстании на крейсере «Память Азова» объявляю открытым.
…Арсений Коптюх много думал над событиями, анализировал причины поражения восстания. Искал и находил обстоятельства, которые могли бы облегчить судьбу матросов, смягчить им наказание. Отвечая на вопросы судей, Арсений всячески выгораживал товарищей, принимая ответственность за восстание на себя и Нефеда Лобадина, которого уже не было в живых. Это поняли матросы. Азовцы вели себя мужественно, не просили снисхождения, не вымаливали пощады. Они и здесь помнили девиз потемкинцев: «Один за всех, все за одного».
— Мы знаем, царский трибунал готовит нам суровую участь, — бросил в лицо судьям Коптюх. — Но нас это не страшит. Мы гордимся, что первыми на Балтийском флоте подняли красный флаг. Мы гордимся, что славным крейсером «Память Азова» командовал большевик Нефед Лобадин. В российском флоте еще не бывало, чтобы крупным кораблем управлял матрос. Никакие суды не остановят революцию. Самодержавие обречено!
Вечер. Закончилось судебное заседание. Члены трибунала удалились на совещание, чтобы вынести приговор.