Прихватив пол ящика пива и три кило сосисок, мы вернулись обратно вовремя.
— О муттер! Маин Гот! Где я и что я! — простонал Мухаммед, добавив что-то из Корана.
— Вставай, вставай, кудрявая! — пропел Банщик по-русски, и немецкий сириец его явно понял.
— Голова бо-бо? — спросил я и протянул ему холодненького пивка и сосиску из прекрасной свинины.
Второй тест алавитом и, по совместительству, нацистским сирийцем был пройден на ура. Он просто в один глоток выпил пивка и закусил сосиской из свинины.
Всё, решено и даже бесповоротно мы, как только, так выкупаем этот пивной заводик и вот то сосисочное производство. Сразу и моментальною. Вон что пивко, животворящее делает, да и сосиска чудесница, даже алавита на ноги ставит. Выкупаем и это однозначно. Детям, далекому потомству, необходимо оставлять только лучшее! Пусть и у них будет какое-то прекрасное далёко, а не только перестроечная перестрелка.
А с немецким алавитом сирийского разлива всё понятно без слов. Объяснять больше ничего и не надо. Это же как загрузка Виндоус на новенький комп. Сбоить может, если копия пиратская, но работать будет как часы. У всех работает и у тебя тоже будет. Мы дали парню пару часов отойти от стресса, ну, типа, первая перезагрузка, и загрузили его основной программой.
Нам нужна была сеть ОДЕССА для многих великих дел. Первое — узнать имена и места жительства засекреченных детей «Лебенсборн». Лучше достать тот список, который фрау Инга Фирмец заныкала и не передала союзникам в оплату за свое спасение от награды надвигающегося Нюренбергского процесса. Женщины живучие и пронырливые. Она явно что-то утаивает и явно что-то сдала. Недаром, ох не даром, она была заместителем руководителя главного отдела «А» «Лебенсборна». Здесь литера «А» явно лишняя.
Конечно к моменту Армагеддона спасённые ею детки будут уже старше нашего Л.И. Брежнева и даже старше нашего будущего Лидера, но ведь они оставят потомство, которое тоже кого-то родит. Да и связи в верхах многих стран нам карман не оттянут. Я же могу полетать туда-сюда и натаскать нужным людям паспортов до трех тонн за каждый полет без оплаты таможенных пошлин.
Нам нужны чертежи самых последних подлодок или адрес квартиры, где они лежат или лежали в последний раз. Нам нужен Ганс Камлер целый и невредимый без девальвации в Нюренберге на целую жизнь, мы даже заплатим кому надо, но системы всех подземных заводов в Польше и Чехии нам нужны, как воздух, а если будут еще и Кёнигсберские, то мы будем даже щедрее.
Завтра мы летим с Мухаммедом в Каир к Хиппелю и там всё обкашляем более предметно. Банщик остается тут и решает свои семейные проблемы, а по совместительству, пусть наведет мосты для встречи с Андреем Сторожевым, может и он пригодиться, может и кто-то ещё.
Каир почти не изменился с двухтысячных годов. Та-же пыль, жара, толпа народа. Только машин гораздо меньше, а их сигналов стало как-то даже больше. Хиппеля мы нашли за городом на большой вилле, правда недостроенной, но это уже колорит страны и не более — уход от налогов. Он ни о чем не расспрашивал. Приступили сразу к делу, из-за которого и прилетели. Нам нужны были бланки паспортов и как можно больше. Это можно было организовать так как в Египте всегда всё можно было купить. Договорились, что дня через два он нам скажет о цене. Договорились о том, как он будет переправлять людей в Австралию и Аргентину — это уже было его заботой. Он выстроит цепочку посредников. Мы попросили его отмечать всех детей, которые будут проходить по цепочке и составлять на них небольшие справки, которые мы будем время от времени забирать. Потом мы пообедали вместе и распрощались до завтра.
Сразу направились к гробнице Перуна. Место гробницы мы отыскали быстро, но вот как в неё попасть было не очень понятно. Попробовали в скафандре пройти всю шахту в тридцать метров. Это у нас получилось, но на самом пределе возможностей «Золотой лани». Зарыться-то можно было и глубже, но вот выйти уже бы не получилось.
Внутренние покои гробницы освещались светом скафандра, было не темно, но душно. Начали сканировать всё вокруг. Работа напоминала ловлю блох у бродячей собаки после бани. Понимаешь, что их там уже нет, но что-то подсказывает тебе, что она недаром чешется. Наконец, когда я в сто первый раз ползал по потолку и обшаривал место пролома в погребальную камеру, ко мне пришло понимание неизбежности неудачи. Взгрустнув и опечалившись совсем по детски отсутствию долгожданного подарка, я присел на саркофаг, так как другой мебели в помещении не наблюдалось ввиду отсутствия последней как класса изделий народного творчества… Ну не было стульев и табуреток, короче. Почему-то мне вспомнился наш дом в Монреале и как я чинил крышу изнутри. Хорошее время было.