Там, где идет война всегда есть время и место чего-то пограбить, притырить, всякая война ведется исключительно за трофеи. Если вам кто-то говорит что-то другое, значит он уже что-то своровал, в нашем случае это была рыба. Нет, мы не следили за судами, подвозящими оружие повстанцам Савимби, мы, простые мирные советские люди, просто разведывали и ловили рыбные запасы юга Африки и не более. И не надо так подозрительно на меня смотреть.
Всем офицерам, а значит и мне, тогда второму помощнику капитана, полагались места в первом классе. Ну не хотели даже в первом классе туда летать чиновники из Министерства Иностранных дел СССР или торгпредств, поэтому нас в первый класс и пускали. Старпом же у нас был скрытый алкоголик и он не хотел рассекречивать свои тайные пристрастия перед капитаном преждевременно. Он посадил рядом со мной боцмана, по совместительству, артельщика, так как я, по совместительству, заведовал питанием и ларьком на судне. В СССР всегда все чего-то совмещали. Председатель Совета министров совмещал Генсека КПСС, боцман совмещал артельщика, я совмещал снабженца и так далее. Все же было экономно и зарплату платили одну по должности, которая стоила дешевле, исключая Генсека, конечно. Сам старпом, зажав контрабандную бутылку дрянной водки, народовольцем пошел в народ, на место боцмана. Каким-же его взгляд был голодным, когда он посетил нас в полете! Посетил он нас после обеда из какой-то несерьезной антисанитарной пластиковой подстилки пластиковой-же курятиной, а мы намазывали красную икру на поджаренные ломтики белого хлеба с маслом, оттопырив мизинчики. Икру любого цвета нам выдавали без меры и запивали мы ее абсолютно бесплатными, алкогольными напитками всего мира. И делали это между приемами слегка недожаренных стейков. Его взгляд голодного человека даже сейчас преследует меня, как память о затопленном в Севастополе русском парусном флоте и я, от этого взгляда из прошлого, покрываюсь на седом загривке гусиной кожей от ужаса.
Сегодня, после акции спасения Банщика, я совмещал, по привычке родом из СССР, голодного тигра. Метнувшись к холодильнику, я быстро набил чрево колбасой, задал корм команде в лице Джасика и, в темпе вальса, побежал в каюту где лежал Банщик.
Из каюты уже доносились странные неприличные звуки чмоканий и истошных воплей. Там, в кровати, которая у моряков зовётся «ящиком», сидел ужасно испуганный почти голый, почти обожжённый, контуженный и избежавший смерти человек, которого успокаивал Цыган, облизывая ему лицо. У Цыгана морда все-же в два раза шире любого человеческого лица, именно поэтому человек Слава, от избытка чувств, иногда звал на помощь невразумительными криками. Он, быть может, стал бы отстреливаться, но его ТТ я заблаговременно спер и закрыл у него в каюте в ящике стола, чтоб он дырок дурных не наделал в чем и в ком не следовало их сверлить.
Оттащив сочувствовавшего Цыгана от орущего Банщика, я стал одновременно успокаивать обоих. Постепенно все пришло в шаткое равновесие и я, дав команду обеим следовать за мной, побежал в рубку так как чувство долга подсказывало мне, что мы на грани большого морского столкновения лайнеров или морской катастрофы.
Увернувшись от очередного парома и задав новый курс авторулевому, я, наконец, был готов к беседе, но теперь очень хотел пить и отлить, одновременно и совмещая.
В это время Джасик, спокойно спавший до этого на полке с навигационными пособиями и книгами, желая познакомится поближе с новым членом экипажа, прыгнул Банщику на его голые плечи, пребольно их оцарапав. Слава схватил кота и швырнул его в сторону. По счастливой случайности Джас не улетел в воду, а только приземлился на левое крыло мостика. Флегматичный до этого пес решил заступится за друга и зарычав, бросился на Банщика. Желая остановить смертоубийство, я выхватил из специального гнезда цилиндр спасательной ракеты и дернул за кольцо, запуская звуковую ракету красного огня в небо и истошно заорал:
— Стоять!!!