Выбрать главу

Мины в порту и около должны были выставить сторожевики из дивизиона «плохой погоды»: «Снег», «Буря» и «Циклон». Адмирал вызвал к себе командира дивизиона сторожевиков капитан-лейтенанта Филиппова и командиров: старших лейтенантов Орлова и Маклецова и лейтенанта Россиева, чтобы вручить им кальки минных постановок и обсудить дальнейшие детали.

Командиры были по-деловому спокойны. Что-что, а ставить мины и конвоировать транспорты они умели. Ничем другим с начала войны просто не занимались.

15:20

На аэродроме Когул генерал Жаворонков и полковник Коккинаки наблюдали, как механики подвешивали тонную авиабомбу под бомбардировщиком капитана Гречишникова. Накануне инженер полка Баранов доложил командующему ВВС ВМФ и представителю Ставки, что только две машины, исходя из состояния их моторов, могут взять на внешнюю подвеску по тонной или две полутонных фугасных авиабомбы. И назвал два экипажа: капитана Гречишникова и старшего лейтенанта Богачёва. Самолёт последнего базировался на аэродроме Аста. Экипажам объяснили, что им оказана честь выполнения личного приказа товарища Сталина.

Первым в воздух поднялось звено «Чаек». Истребители-бипланы должны были прикрыть бомбардировщики при следовании в опасной зоне прифронтовой полосы. За ними вырулила на старт машина капитана Гречишникова. Бомбардировщик, которому предстоял долгий и опасный путь на Берлин с подвешенной тысячекилограммовой бомбой, долго ревел моторами на старте, прежде чем начать разбег.

Бомбардировщик медленно и тяжело побежал по полосе и с величайшей натугой оторвался от земли в самом конце взлетной полосы. Было очевидно, что моторам не под силу такая тяжесть.

Уже за пределами аэродрома бомбардировщик, силившийся набрать высоту, бросило вниз и ещё неубранные шасси ударились о землю, подломившись и отлетев в сторону. Самолёт упал на брюхо, к которому была подвешена тонная бомба. Бомба своим чудовищным весом вспахала грунт, сыграв роль огромного тормоза и остановив машину. Бомбардировщик вспыхнул как спичечный коробок. Экипаж успел выбраться из машины и отбежать на безопасное расстояние, когда чудовищный взрыв буквально разнес бомбардировщик на атомы...

Ещё более страшное ЧП произошло на аэродроме Аста, где взлетная полоса была ещё короче. Старший лейтенант Богачёв, пытавшийся поднять в воздух свой бомбардировщик с подвешенной тонной бомбой, вообще не смог оторвать машину от земли. Проскочив полосу, бомбардировщик не смог остановиться. Бомба задела за какие-то неровности земли и взорвалась. Весь экипаж погиб...

Опомнившись от шока, потрясённый Жаворонков запретил взлёт остальных самолётов с подвешенными тонными бомбами. Коккинаки, потрясенный не меньше, согласился с приказом генерала.

Но это было ещё полдела. Нужно было как-то сообщить о случившемся в Москву и, как говорится, ждать дальнейших указаний. В адрес наркома ВМФ адмирала Кузнецова была послана шифровка о том, что попытка поднять в воздух бомбардировщики с тысячекилограммовыми бомбами не удалась. При этом погибли два самолёта, причем один — вместе с экипажем.

Было ясно, что Кузнецов немедленно доложит о происшедшем Сталину. Ожидание ответа из Москвы вконец подкосило генерал-лейтенанта Жаворонкова. В комнате отдыха командного пункта он лег на топчан, расстегнув воротник гимнастерки и ослабив ремень. Местные офицеры смотрели на него с печальным сочувствием. Генерал попытался заснуть, что ему, разумеется, не удалось.

Наконец, его адъютант майор Боков вошел в помещение и доложил, что из Москвы получен ответ.

Жаворонков рывком поднялся с топчана, поправил ремень, застегнул воротник гимнастерки и, решительно откинув плащ-палатку, которой был завешен дверной проём, шагнул за перегородку с таким видом, будто уже шёл на расстрел.

Первым, кого увидел командующий ВВС ВМФ, был командующий обороной Моонзундских островов генерал-майор Елисеев. Глядя на Жаворонкова печальными глазами, Елисеев протянул ему телеграфный бланк. Текст расшифрованной радиограммы оказался менее страшным, чем ожидал генерал. Радиограмма была от адмирала Кузнецова. В ней говорилось, что генерала Жаворонкова и полковника Коккинаки вызывают в Москву для личного доклада Сталину о случившемся.