Пилиповский приказал Воробьёву доставить его на «Виронию». «Там разберёмся», — пообещал капитан 1-го ранга.
00:34
Последние донесения, поступившие с сухопутного фронта, убедили адмирала Пантелеева в том, что снять войска с позиций для погрузки на транспорты будет очень не просто, если вообще возможно.
Немцы наращивали удары по всему фронту, прекрасно используя темное время суток для подавления нашей обороны массированным артиллерийским и миномётным огнем, засыпая позиции пулемётно-автоматными очередями. Противник буквально выдавливал обороняющиеся части морской пехоты и 10-го корпуса на направлениях Нахату-Вяс-Козе, продвигая вдоль железной дороги на Нымме и северной оконечности озера Юллемистэ-Ярв. Если противник прорвётся в город — всё пропало. Что же делать? Впрочем, делать необходимо только одно: во что бы то ни стало продержаться ещё сутки на занимаемых рубежах. А простой взгляд на карту показывает, что немцам уже удалось выйти к восточной окраине города, создавая реальную угрозу срыва эвакуации.
Всем тыловым частям был отдан приказ строить на улицах Таллинна баррикады, чтобы в случае чего задержать немцев хотя бы на час. С одной стороны это хорошо, но с другой — это замедлит движение войск к гаваням. Одно на одно и получится: где-то час выиграешь, где-то потеряешь от прежнего выигрыша.
Ещё необходимо собрать рассредоточенные по бухтам транспорты и координировано направить их на нужные причалы и стоянки, создавая им возможность отхода в случае обстрела. Много ли транспорту надо? Одно хорошее попадание снарядом и он готов.
Командующий обещал, что сегодня утром даст разрешение ввести в бой последние резервы, состоящие из курсантов военно-морских училищ, прибывших в Таллинн на плавательную и преддипломную практику.
Отрадно только одно, что по крайней мере уже сейчас началась эвакуация раненых, если доктор Смольников правильно понял полученный им приказ.
01:20
Взяв на себя обязанности начальника санитарно-медицинской службы флота, профессор Смольников носился по ночному городу от одного госпиталя к другому, отдавая необходимые распоряжения по доставке раненых на транспортные суда.
Его машина подъехала к школе на улице Нарва- Маанте, давно превращённой в госпиталь. У госпиталя стояло несколько санитарных машин и полуторок с открытыми кузовами. Санитары выносили и выводили раненых. Стоны и крики заполнили улицу. Некоторые раненые, не понимая что происходит, пытались даже сопротивляться, спрыгнуть с носилок. Их приходилось удерживать силой. В воздухе стоял густой плотный мат.
С трудом разыскав в темноте главврача госпиталя, Смольников распорядился: «В Купеческую гавань. Транспорт «Луга». Грузите в носовой и кормовой трюмы. Там оборудованы нары в четыре яруса. Капитан Миронов. Барановский заболел. Я назначил начальником медицинской службы судна Коровина. Давайте быстрее. К утру надо всех погрузить».
С моря несло гарью и пороховым дымом. Горевшее рядом здание освещало небритые лица медперсонала и страшные до фантастичности лица раненых.
Смольников сел в машину и, объезжая воронки, завалы, обломки, строящиеся баррикады, помчался по освещаемым пожарами улицам города к следующему госпиталю, которых в осажденном Таллинне было развернуто более 60. Сколько точно, не знал никто. Госпитали слишком часто меняли свое местоположение, не успевая сообщать, а порой и не зная, кому об этом докладывать. Но доктор Смольников был полон решимости не оставить в городе ни единого раненого на милость победителей.
01:50
Когда матроса Петра Григорьева санитары укладывали на носилки, он пытался сопротивляться: «Я сам, я сам...»
«Лежи спокойно!» — грубо приказал один из санитаров.
Искусанное осколками тело матроса откликнулось волной боли, когда носилки заталкивали в кузов полуторки. Григорьев хотел сесть на носилках, прислонившись спиной к борту кузова, но понял, что на это не хватит сил и продолжал лежать на спине. Моросил дождь, освежая саднящее лицо. Полуторку мотало на каких-то ухабах по затемненным улицам. Носилки подпрыгивали, бились о дно кузова, съезжали к борту.
Какие-то раненые в бинтах и лубках, крича от боли, сваливались на Григорьева. Он пытался их отпихнуть. Со стороны могло показаться, что в кузове происходит какая-то непонятная борьба людей, замотанных в окровавленные повязки. Они напоминали оживших мумий из фильмов ужасов.
На очередном ухабе Григорьев от страшной боли потерял сознание. Очнулся он от того, что носилки, взяв за ручки, снова потащили по дну кузова. Матрос застонал от боли и открыл глаза. Машина стояла на пирсе Купеческой гавани. Его пронесли по сходням и положили вместе с носилками на палубу большого грузового парохода. Вся палуба была заполнена ранеными, беспомощными, как дети.