А уж коли она невесомая, так и взмывает ввысь с превеликим своим удовольствием под нашими сапогами. Висит над головами серым облаком, налипает на лицо, лезет в нос и глаза, въедается в одежду, набивается под броню. Слёживается под ней тонким и плотным слоем – жуть. Про слипшиеся волосы и говорить не хочу, слишком неприятные ощущения.
А ещё надетое на нас железо из-за этого начинает противно скрипеть при малейшем движении. Пусть пыль мелкая, но вреда от неё ещё больше. Потому что вроде бы как невесомая, умудряется проникнуть во все щели и сочленения доспеха. И ведь всё равно абразив, пыль-то песчаная.
Если кто в этом сомневается, то достаточно лишь пастишку распахнуть, хапнуть немного этой дряни открытым ртом. Заскрипит песок на зубах, обдерёт язык и горло наждаком – враз все сомнения прочь отлетят.
И ручьи повсюду обмелели, самая мелкая птаха вброд любой из них перейдёт и перья на животе не замочит. От былой красоты водоёмов ничего не осталось, пышные лохмы пушистых зелёных водорослей на дне повысыхали, превратились в серую ломкую паклю.
Слух среди людей пошёл, что засуха грядёт, выгорят посевы, неурожай будет. Как выживать? Ладно мы, у нас и озеро с морем рядышком, и река под боком имеется. Если с огородов не прокормимся, так на рыбе продержимся. И на охоту уповать нельзя, охота в последнее время совсем никакая стала. За зверем далеко приходится ходить. Очень далеко. Ещё немного, и с псковскими охотниками можно было бы пересечься. Те тоже в поисках добычи далеко забредают.
Будет туго – придётся с племенами на той стороне реки договариваться. Чтобы позволили по своей земле ходить и в лесах пропитание добывать.
А ведь помню я про подобную засуху в этом времени. И про голод тоже помню. Выходит, грядут тяжёлые испытания? Если так и есть, то нужно будет закрома дополна набить. И даже чуть больше.
Отложил пока пришедшие в голову мысли в сторону, не до воспоминаний сейчас, но чуть позже обязательно к ним вернусь.
Стою на мостике, на близкий берег поглядываю. Переход пусть и спокойный, но отвлекать новоназначенного шкипера от дела разговорами и расспросами не стал, в крепости договорим.
А присматривать – присматриваю! Мало ли. Одно дело по открытой воде идти, а другое как раз сейчас и наступает. Самый сложный этап плавания будет – заход в устье против течения и подход к месту стоянки. Вот и посмотрю, проверю, есть ли у него и впрямь какой-то мореходный опыт или нет?
Так что обопрусь на планширь и постою тут, сбоку от рулевого, так оно мне спокойнее будет.
Понимаю, что случись что, то и от меня проку мало будет, но… Но всё равно постою. Поприсутствую. И рулевого в тонусе подержу, и шкипера. Чтобы не расслаблялись лишний раз.
Как раз в этот момент вошли в зону речного течения. Корабль несколько раз легонько тряхнуло на границе вод, сердито шлёпнула речная, в разводах серой пены вода по борту. Если бы не вслушивался и не всматривался, так ничего бы не заметил и не услышал.
А раз вслушивался и настороже был, то не только снисходительное пошлёпывание волны по борту услышал, но и скрип ступеней на трапе! Поднимается кто-то. Кто? А кроме Ростиха больше и некому подниматься.
– Вроде бы наша река? – подошёл охотник.
– Наша, – кивнул в ответ. – Вон оно, устье, прямо перед нами.
– Где? – озадачился Ростих.
– Видишь, где песок заканчивается? – показал направление на оконечность мыса рукой. – Вот там и устье.
– Так это что? Получается, уже наш мыс? – И с явным облегчением в голосе выдохнул: – Неужели доплыли?
– Дошли, – подтвердил. И чего так обрадовался? Надо бы уточнить. – Что? Не понравилось тебе море?
– Нет, – мотнул головой Ростих. И вполголоса заоправдывался, опасливо поглядывая на рулевого: не услышит ли? – Ну кому такое может понравиться? Ни конца ни края этой воде не видно. До берега не докричишься! И ладно бы вода эта добрая была, так ведь нет! Горькая!
– Да-а, получается, не по нраву тебе море пришлось? В лесу лучше?
– Знамо, лучше! – подхватил Ростих.
И, доверительно склонившись ко мне, проговорил, стараясь, чтобы его ни рулевой, ни прислушивающийся к нашему разговору шкипер не услышали: – Как представлю, что под ногами ничего нет, а до дна не достать, так веришь ли, вот тут, – прижал ладонь к груди, – холодеет и душа чуть ли не в пятки проваливается!
– Верю. У меня иной раз тоже что-то этакое где-то здесь, – повторил его жест, тоже прижал руку к сердцу, – проскакивает.
Постарался придать лицу серьёзное выражение. А то улыбка так и просится наружу. Человек ведь и впрямь опасается большой воды.