Договорив это, государь потянулся к графину, набулькал себе полный стакан воды и жадно осушил его. Похоже, он все для себя решил, и природное упрямство ни за что не позволит ему признать неправоту…
— Но совсем другое дело, — голос царя снова окреп. — Если мы имеем дело с Турцией враждебной, злонамеренной, доступной всем иностранным влияниям, служащей пристанищем всем эмигрантам, причиняющей нам беспрестанные затруднения! Притом нет никаких сомнений, что она и в дальнейшем будет опираться на враждебные России кабинеты. При этих условиях для нас предпочтительнее другая комбинация. При которой создастся новый порядок вещей, несомненно, неизвестный, проблематический, может быть, тоже чреватый другого рода невыгодными сторонами, но все же менее неблагоприятный, чем тот, который создался сейчас.
— Это означает войну, — мрачно подытожил я.
— Не думаю, — задумчиво качнул головой император, в знак отрицания, — что они решатся на что-то большее, чем демонстрацию враждебных намерений. Или ты считаешь иначе?
— Трудно сказать, ваше величество, что придет в голову очередному Наполеону, не говоря уж о правительстве королевы Виктории. Но уверен, что это сражение их не слишком напугало.
— Объяснись. Париж, по сведениям от нашего посла, не демонстрирует желания воевать, скорее, ищет пути мирного разрешения нашего противостояния с султаном.
— Как раз напротив, почти убежден, что недавно узурпировавший власть Бонапарт и является главным закулисным разжигателем войны. Только у французов имеется армия, способная на полномасштабное вторжение в наши пределы. И что еще важнее, он сумел добиться главного. Традиционная антифранцузская коалиция развалена. Британцы с ним заодно, Вена и Берлин в лучшем случае нейтральны, в худшем могут начать чинить нам препоны, но точно не помогут в войне. Остается вынудить Россию начать войну с Европой и, используя преимущество морских коммуникаций и силу флота, начать самые решительные действия на Черном море и даже высадку крупных сил десанта в Крыму.
— Ну, это ты, брат, хватил! — рассмеялся Николай, и я не без досады припомнил, что экспедиционный корпус союзников сначала доставили в Турцию, потом перевезли в Варну, планировали даже отправить на Кавказ. В общем, Крым в начале войны выглядел наименее вероятной точкой для удара.
— Не слишком ли ты сгущаешь краски? — продолжил государь. — Мне докладывают об иных настроениях в Тюильрийском дворце.
— Наполеон Третий — хитрая бестия! Ему нужна война, чтобы закрепиться на троне своего дяди, и он сделает все, чтобы ее развязать! Он желает обмануть нас и делает все от этого зависящее. Поручите дипломатам отследить, какие реальные приготовления ведутся. Закупка снаряжения — лучший разведывательный признак. Там, где идут поставки, уже сформирован бюджет и выделены деньги. И это просто так не бывает.
— В твоих словах что-то есть, — задумался царь. — Но почему ты считаешь, что поражение турецкого флота не будет иметь последствий?
— Судите сами, государь. Корабли Нахимова были много сильнее, чем у Осман-паши, тем не менее, турки отчаянно сопротивлялись и нанесли нам немало повреждений. То, что «Ростислав» вообще смог дойти до Севастополя, трудно объяснить чем-либо, кроме заступничества высших сил. Следует так же учитывать, что, после провала миссии Меншикова в Стамбуле, все убеждены в нашей неготовности к войне.
— Отчего так?
— Все просто. Александр Сергеевич выставил туркам ультиматум, а когда срок истек, не нашел ничего лучше, чем продлить его действие. Затем еще раз… во всем мире такая двойственность воспринимается как слабость!
— Не знал, что ты так не любишь Меншикова, — нахмурился Николай.
— А он не барышня, чтобы его любить!
— Ха-ха-ха, — рассмеялся царь, бывший, как подсказала память Кости, большим охотником до женского пола. — Если так пойдет, ты превзойдешь его в остроумии!
— Надеюсь, что не только в этом.