Через несколько часов Тесс и Уитни выехали из Феллз Пойнт в принадлежащем Уитни «джип-чероки». Как и Кроу, Уитни воспринимала все это как большое приключение, но одежду для него подобрала значительно лучше: черные легинсы и черный свитер крупной вязки поверх белой футболки. К этому прилагались массивные черные ботинки с белыми носками и золотые сережки с ониксом и мелкими жемчужинами.
— А где же белые перчатки? — игриво поинтересовалась Тесс, на что Уитни бросила ей пару, оставшуюся, скорее всего, еще с занятий танцами.
— Я, в отличие от тебя, могу позволить себе оставить отпечатки пальцев в здании.
— Белые перчатки с голубыми джинсами после первого сентября? Ладно, но, по-моему, это самое безвкусное сочетание.
Формально редакция работала круглосуточно, и в «Маяке» любили хвастаться, что их репортеры несут вахту все двадцать четыре часа. Однако с полуночи до четырех утра в здании находился один-единственный полицейский обозреватель. Перепуганный парень сидел у сканера, с ужасом думая о том, что, может быть, придется куда-то ехать. Он редко покидал здание, но Тесс и Уитни удалось вообще не попасться ему на глаза благодаря черной лестнице. Труднее было обойти электронные ловушки.
Сначала нужно было проникнуть в здание, не оставив следов. У Уитни была карточка-ключ, которая открывала все двери, но ей не хотелось, чтобы в системе безопасности осталась запись о ее визите в редакцию в час ночи, из-за которой ее могли прижать к стенке, если выяснится, что компьютер был взломан. Уитни легко справилась с этой проблемой. После звонка Тесс она дождалась, когда сотрудник, сидящий в соседнем кабинете, выйдет в туалет, вытащила из кармана пиджака его карточку и положила на ее место свою.
— Завтра я опять их поменяю, — сказала она Тесс, прокатывая карточку по замку у черного хода. — Тед даже и не заметит, что сутки жил под номером 926 вместо 1375. А если кто-нибудь когда-нибудь спросит, чем он занимался в редакции посреди ночи, он будет очень убедительно доказывать, что он тут ни при чем.
Они поднялись по черной лестнице на четвертый этаж, и Уитни провела Тесс в кабинет редакционной коллегии. У каждого сотрудника был свой кабинет, но вводить информацию в компьютер их всех заставляли в одном общем зале.
— Считается, что нам нужно развивать дух товарищества, — пояснила Уитни. — Вместо этого народ устраивает бойню за определенные компьютеры, утверждая, что они чем-то отличаются от остальных. А если им не удается заполучить любимые машины, закатывают истерики.
Уитни зарегистрировалась в сети.
— Это не мой личный пароль, а общий для всех сотрудников, — сказала она. — Ага, вот смотри: репортеры создают документы в общедоступных папках, но могут хранить их и в личных папках, доступ к которым есть только у системного администратора. Джонатан был параноиком и всегда пользовался только личной папкой. Но есть шанс, что его папка была переполнена, и ему пришлось сохранять резервные копии в этих жутких общих папках. В компьютере есть сотни папок, о которых никто ничего не знает.
Она ввела в поиск слово «Росс», чтобы компьютер отобразил все файлы, созданные этим пользователем.
Он выдал всего два, и Уитни быстро просмотрела их.
— Запрос на Акт о свободе информации в хронически коррумпированный Департамент жилищного хозяйства, оставшийся с прошлой зимы. Ничего странного — мы составляем такие каждую неделю. И копия телефонограммы по Чикагскому фонду, который выдает гранты «гениям». У них есть представительство где-то в Чикаго. Думаю, Джонатан пытался выяснить, как получить такой грант. — Уитни повернулась к Тесс: — Все, здесь больше ничего нет. Если хочешь найти что-то еще, надо копаться в папке Джонатана.
Чтобы войти в систему под именем Джонатана, Тесс нужно было всего лишь выйти в командную строку, ввести «Росс» и его пароль. Компьютер дает три попытки ввести правильный пароль. Если это ей не удастся, терминал заблокирует доступ и отправит сообщение в систему внутренней безопасности с оповещением о попытке взлома. Скорее всего, это сообщение останется незамеченным до тех пор, пока завтра утром кто-нибудь не просмотрит протоколы. Никто не будет связывать Уитни с проникновением в систему — благодаря украденной карточке и универсальному паролю нельзя будет доказать, что она была в редакции, а сообщение может просто затеряться среди тысяч других, регистрируемых каждый день. Но где-то оно будет зарегистрировано.
— Так ты знаешь его пароль? — спросила Уитни.
— Нет, но я думаю, что достаточно хорошо знаю Джонатана, чтобы догадаться. И у меня есть пятнадцать попыток, так? По три на каждый терминал.
— Ты что, это слишком опасно. За попытку использовать чужой пароль могут уволить. Один странный инцидент не повод бить тревогу. Но если этих попыток пятнадцать, да еще в час ночи, со всех пяти редакционных терминалов, поднимется большой переполох. Я не могу так рисковать. Один компьютер или вообще ничего, Тесс.
Имея пятнадцать попыток, Тесс чувствовала себя вполне уверенно. Десять — тоже ничего. Даже при пяти попытках можно было попытаться. Трех попыток было явно мало, как в сказках братьев Гримм. Здесь мало быть умной. Надо, чтобы еще повезло.
Она съежилась перед монитором, снова почувствовав себя репортером. Сроки уже поджимают, а ей осталось найти первое слово, затравку. Найди его — и оно потянет за собой все остальные.
— П-у-л-и-ц-е-р, — набила она, думая о нескромных амбициях Джонатана.
«Первая попытка», — ответил компьютер.
— Попробуй имя его девушки, — прошептала ей на ухо Уитни. — Или его второе имя. Многие используют свое второе имя в качестве пароля.
— Я думала, он мог использовать имя кого-нибудь из своих кумиров в журналистике, — сказала она, но все равно набрала «Д-а-ф-н-а».
«Вторая попытка», — с оттенком самодовольства отозвался компьютер. Еще один выстрел.
Тесс закрыла глаза. Она знала Джонатана. Он остался у нее под ногтями. Нужно было просто извлечь нужную частицу — обличительный волосок или кусочек кожи. Последнюю в его жизни ночь они провели вместе, но он ничего ей не рассказал. В ту ночь он солгал ей, сказал, что сюжет, над которым он работал, не имел никакого отношения к Абрамовичу. Она прятала от него дискету в ящике стола, но он скрывал от нее гораздо большее.
Но не эту ночь она хотела вспомнить. Она хотела вернуться назад, в то время, когда он был еще жив. Теперь Тесс понимала, что уже тогда Джонатан считал себя умнее, ощущал свое превосходство над ней, ведь он знал, что Абрамович защищал Фокера, и понимал, что это совпадение неслучайно. Но почему он скрыл от нее эту информацию, хотя понимал, что это может помочь Тинеру? Да потому, что был уверен, что Абрамовича убил Рок.
Но он той ночью был таким славным. Милым, как никогда. Возможно, лучше он и не мог быть. Они встречали восход солнца. О чем они говорили тогда на крыше? О том, как он, провинциал, завидовал ей, городской девочке. Здесь ее семья, ее корни. Об их работе в «Звезде». История о пожаре, который он не смог найти. О том, как литредактор издевался над ним до самого закрытия «Звезды» и называл Живчиком. О том, как радовался Джонатан тому, что он получил работу, а литредактор отправился на биржу труда.
«Уж поверь мне, — сказал он ей тогда, — каждый день, идя на работу, я думаю о Нике и его „Живчике“».
Каждый день. У нее было два варианта, но всего одна попытка. Она очень аккуратно напечатала его старое прозвище. Компьютер мигнул, экран потух, и ей показалось, что прошел миллион лет, прежде чем он мигнул снова. Регистрация прошла успешно, подождите, пожалуйста. Тесс стала Джонатаном Россом.
Даже в своей личной папке параноик Джонатан старался уберечь свои сюжеты и записи от посторонних глаз. Он сохранял их под самыми идиотскими именами, чтобы не попасть в браузер. Налоговая декларация. Постановления городского совета. Тарифы на коммунальные услуги. Речь мэра. Размеры страховых выплат. Канализация. Тесс открыла последний документ, в котором оказался список тюремных информаторов с номерами.