Попечитель богоугодных заведений Тура Бернар-Франсуа был назначен заместителем мэра. Заведование приютами для бедных было делом не из легких. Префект Поммерель чинил препятствия возвращению монахинь и священников, хотя и делал это исподтишка. Однако Бонапарт хотел сделать церковь союзницей трона. И он начал ее возвышать. Он приравнял священников к чиновникам. Возвращались «ссыльные». Католическую религию вновь возвели в ранг государственной, архиепископ Тура заново открыл семинарию. В богадельни снова пришли «серые сестры» странноприимного ордена. Между префектом и архиепископом разгорелась война. Неравная, ибо префект мог быть смещен со своей должности, а епископ, превратившийся в духовного префекта, безраздельно владел умами служителей культа. Никогда при старом режиме епископ не обладал такой полнотой власти.
Из-за распрей с архиепископами Тура, монсеньором Буажеленом, а затем монсеньором де Барралем, в 1806 году префект Поммерель лишился своего места. Его сменил барон Ламбер, который вскоре подверг преследованию Бернара-Франсуа. В конфиденциальном письме, написанном в феврале 1808 года, новый префект обвинил Бернара-Франсуа в присвоении восьми миллионов ассигнациями, что позволяло ему «купаться в роскоши, в то время как его родители, проживавшие в Кантале, располагали весьма скудными средствами». Бернара-Франсуа спасло письмо сенатора Клемана де Ри, отправленное на имя министра внутренних дел: «Господин Бальзак наделен редким умом. Он навел в богоугодных заведениях суровый порядок и строжайшую экономию».
Бернару-Франсуа всегда удавалось ловко избегать неприятностей и давать своим друзьям повод поддержать его. И на сей раз Бернар-Франсуа стал благонамеренным гражданином. Он восхищался самоотверженностью сестер-монахинь и ратовал за пополнение их рядов. Ему удалось создать себе репутацию верующего и добропорядочного человека, что позволило не покидать службу до февраля 1814 года.
СЕМЕЙНЫЙ КРУГ
Госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак стала заметной женщиной в Туре, в городе «веселом, насмешливом, влюбленном, свежем, цветущем пышнее, чем все остальные города». В провинции, равно как и в Париже, величественно-надменное общество безрассудно бросается в удовольствия, как под пушечные выстрелы.
Дети не портили своим присутствием вечера. Их выдворили на четвертый этаж. Перед ужином гувернантка мадемуазель Делае подводила Лору и Оноре к матери. «Их улыбки гасли под испепеляющим огнем суровых глаз».
Однажды летним вечером Оноре обыскались и наконец нашли в саду. «Что вы делали здесь?» — «Я смотрел на звезды». — «Разве в вашем возрасте изучают астрономию?!» Другие дети, которые поливали растения, развели в саду жуткую грязь. Кто виноват? Мать отчитывает Оноре. Он доставляет ей одни неприятности, потому что не желает быть как все. Своенравный ребенок быстро становится несносным.
В своих во многом автобиографических произведениях («Луи Ламбер», «Лилия долины») Бальзак отводил важную роль своей матери, которую он, впрочем, никогда не покидал.
С портретов госпожа Бернар-Франсуа Бальзак взирает на нас слегка высокомерными, смеющимися и пронзительными глазами. Бальзак находил их суровыми, а ее крепко сжатые губы представлялись ему стальным клинком.
Короче говоря, он страдал от сдержанного и отчужденного отношения, с каким родители в буржуазных семьях относились к своим детям. Хорошо воспитанный ребенок должен вставать, когда родители входят в комнату. Нельзя отвечать невпопад. Нельзя резко и нелепо жестикулировать. Нельзя глупо хихикать. Следует всегда быть серьезным и ответственным и работать в одиночестве. Воспитателям рекомендовано проявлять суровость. «Детей воспитывали как собак».
ТАЙНА
Изменяла ли госпожа де Бальзак своему супругу?
На портретных изображениях Бернар-Франсуа полон самообладания и степенности. Это благоразумный, рассудительный человек, лишенный ребяческого тщеславия, но с самодовольной улыбкой. Губы выражают обеспокоенность, скорее даже страх, переходящий в иронию, поскольку ничто из пережитого Бернаром-Франсуа не могло его обесчестить. Те, кто видел его одетым в мундир директора службы продовольственного снабжения, отмечали «его выступающий живот и короткое, немного откинутое назад туловище». Он считался остроумным, но сильный южный акцент многим мешал понимать его шутки.
Его супруга пользовалась слишком большим успехом, чтобы не вызывать кривотолков. От родственников-басонщиков она узнавала о новых веяниях парижской моды и своими туалетами восстановила против себя всех женщин Тура. Сама того не желая, она вызывала зависть.