Я поискал взглядом ее парня. Опершись спиной на скалу, он сидел с закрытыми глазами на берегу заводи. Его солоп, сморщенный, вялый, казалось, тоже дремал.
И тут мне почудилось, что где-то я уже видел этого парня, вот только никак не мог вспомнить, где. Я уже ушел оттуда и уже рубил дерево на дрова, как вдруг меня осенило: так это же молодой переводчик, тот самый, что сопровождал вас, когда вы приходили ко мне на мельницу.
Этому вашему поддельному переводчику здорово повезло, что наткнулся на него я. Мне на все наплевать, и в жизни я ни на кого не доносил. А окажись на моем месте кто другой, у него были бы большие неприятности с госбезопасностью, это я вам точно говорю.
Рассказ Лю
О чем я вспоминаю? Хорошо ли она плавает? Просто великолепно, и сейчас она плавает, как дельфин. А раньше? Нет, раньше она плавала, как плавают крестьяне, то есть работая только руками, а ноги были как довески. До того как я научил ее брассу, ей и в голову не приходило, что руками можно грести в стороны; она плавала только по-собачьи. Но у нее тело природной пловчихи. Я всего лишь показал ей парочку приемов. А теперь она плавает даже баттерфляем; ее тело волнообразно изгибается, выныривает из воды по совершенной аэродинамической кривой, руки раскрываются в широком размахе, а ноги взбивают воду, совсем как хвост дельфина.
А вот прыжкам в воду она научилась сама. У меня страх высоты, так что я никогда не решался прыгнуть с вышки. Мы нашли изолированную, закрытую со всех сторон глубокую заводь, ставшую нашим водным раем, и всякий раз, когда она забиралась на головокружительной высоты скалу, чтобы прыгнуть с нее, я сидел на берегу и снизу смотрел на нее, но голова у меня все равно кружилась, и в глазах вершина скалы сливалась с деревьями гинкго, что вырисовывались где-то на заднем плане. Она казалась мне совсем маленькой, как плод, висящий на самой вершине дерева. Она что-то кричала мне, но это было все равно что шелест листвы. Далекий, едва различимый шелест, потому что все заглушал шум водопада. И вдруг плод срывался с ветки и, разрезая воздух, летел вниз ко мне. Под конец он превращался в обтекаемую стрелу бронзового цвета, и вот она уже входит в воду — без всплеска, без брызг.
Отец, еще до того как его посадили в тюрьму, частенько говаривал, что невозможно научиться танцевать даже у самых лучших учителей. Он был прав, и то же самое можно сказать о прыжках в воду или о стихах; тут все нужно открывать самому. Некоторых людей можно тренировать всю жизнь, но они все равно будут бухаться в воду, как камень, и в падении никогда не будут похожи на сорвавшийся с ветки плод.
У меня был брелок, подаренный мамой на день рождения — позолоченное кольцо с маленькими тоненькими листиками из зеленого с прожилками нефрита. Я никогда с ним не расставался, это был мой талисман, защищавший меня от несчастий. На нем у меня висела целая связка ключей, хотя открывать мне ими было нечего — ключ от нашего дома в Чэнду, ключ от моего ящика в комоде, который находился над маминым, ключ от кухонной двери, а также перочинный ножик, складной маникюрный наборчик… А совсем недавно я повесил на него отмычку, которую сделал, чтобы открыть замок на двери в доме Очкарика. Я решил хранить ее в память об удавшейся нашей краже.
В один из сентябрьских дней мы с нею пошли на нашу заводь, обитель счастья. Как обычно, там не было ни души. Вода оказалась холодноватой. Я прочел ей с десяток страниц из «Утраченных иллюзий». Должен сказать, эта книга Бальзака произвела на меня не такое сильное впечатление, как «Отец Горио», но когда Портнишечка поймала в ручье на отмели черепаху, я, прежде чем отпустить ее на свободу, перочинным ножиком вырезал на панцире гордые длинноносые профили героев романа.
Черепаха уползла. И я неожиданно для себя подумал:
«А я получу когда-нибудь свободу и смогу покинуть эти горы?»
Этот явно идиотский вопрос погрузил меня в глубокое уныние. На душе стало просто невозможно тоскливо. Складывая ножик и глядя на висящие на брелоке ключи от моего дома в Чэнду, которыми мне никогда не суждено воспользоваться, я чуть не расплакался. Я завидовал черепахе, которая вольна ползти, куда хочет. В порыве отчаяния я размахнулся и бросил брелок с ключами в воду, в самое глубокое место.
В тот же миг она баттерфляем поплыла туда, куда упали ключи, чтобы достать их со дна. Нырнула и так долго не выныривала, что я забеспокоился. Поверхность воды была удивительно недвижной и какого-то темного, прямо-таки траурного цвета; ни один пузырек воздуха не поднимался со дна. Я закричал: «Ты где? Ты где?» — звал ее по имени и по прозвищу — «Портнишечка», а потом, не выдержав, поплыл к самому глубокому месту заводи. Вода была прозрачной. И вдруг вижу: отфыркиваясь, как дельфин, она выныривает прямо передо мной. Я, потрясенный, любовался, как она грациозно изгибается всем телом, а распущенные волосы при этом волнообразно колеблются в воде. Это было поразительно красиво.
Она вынырнула, держа в зубах брелок с ключами, и капли воды поблескивали на них, словно жемчужины.
Пожалуй, она была единственной на целом свете, кто верил, что когда-нибудь мне удастся освободиться, что я вернусь домой и смогу воспользоваться ключами.
С того дня мы всякий раз, когда приходили к заводи, играли в поиски брелока, это стало нашим любимым развлечением. Особенно эта игра нравилась мне, но вовсе не ради того, чтобы гадать о своем будущем, а единственно чтобы восхищенно любоваться ее прекрасным обнаженным телом, которое так чувственно изгибалось в воде, и юбочка из листьев при этом ничего не скрывала.
Но сегодня мы потеряли брелок, он остался на дне. Мне надо было настоять, чтобы она второй раз не ныряла, не подвергала себя опасности. К счастью, она легко отделалась. Но теперь, в любом случае, ноги нашей там не будет.
А когда я вечером вернулся в деревню, меня ждала телеграмма: меня просили немедленно приехать, потому что мама неожиданно легла в больницу.
Староста, возможно, потому что операция над его зубом удалась, разрешил мне на месяц уехать, чтобы ухаживать за больной мамой. Я еду завтра утром. По иронии судьбы я возвращаюсь в родной дом без ключей.
Рассказ Портнишечкн
Когда Лю читал мне романы, у меня всегда возникало желание нырнуть в прохладную воду ручья. Почему? Чтобы разом как следует разрядиться! Знаете, вот так же иногда невозможно удержаться и не рассказать, что у тебя на сердце.
На глубине все окружал голубоватый расплывчатый ореол, нет, даже не света, потому что предметы различать было трудно. У меня там все время была словно бы пелена перед глазами. К счастью, брелок Лю всегда падал примерно в одно и то же место площадью в несколько квадратных метров
посреди заводи. Камни на глубине, когда к ним прикасаешься, плохо видны. Некоторые, размером с яйцо, гладкие, круглые, лежали там, наверно, многие годы, если не столетия. Представляешь
себе? А другие, побольше, были похожи на человеческие головы, а некоторые были изогнутые, как буйволиные рога. Нет, серьезно. Время от времени, правда, редко, попадались по-особенному угловатые камни с острыми гранями, способные поранить до крови, вонзиться в руку или в ногу. А иногда можно было наткнуться на раковину, непонятно как попавшую сюда. Раковины уже почти окаменели, обросли мягкими, нежными водорослями, слились с каменистым дном, но все равно чувствовалось, что это раковины.
Что ты сказал? Почему мне нравилось нырять |
за его брелоком? Сейчас скажу. Ты, должно быть, считаешь меня глупой, как собака, которая бегает за палкой, брошенной хозяином. Понимаешь, я вовсе не похожа на французских девушек, о которых пишет Бальзак. Я — горянка. И мне нравится доставлять радость Лю, вот и все.
Хочешь, чтобы я рассказала, как все было в последний раз? С тех пор прошло чуть больше недели. Это было в тот день, когда Лю получил телеграмму. Мы пришли примерно в полдень. Поплавали, но не очень долго, столько, сколько нужно, чтобы позабавляться в воде. Потом перекусили кукурузными лепешками, крутыми яйцами и
фруктами, которые я принесла из дома, и пока ели, Лю рассказывал мне кусочек истории французского моряка, который стал графом. Той самой, которую слушал мой отец. Он теперь яростный поклонник этого хитроумного мстителя. Лю рассказал мне только одну коротенькую сцену, ты ее, конечно, помнишь, когда граф встретился с женщиной, которая была его невестой и из-за которой, в сущности, его упрятали на двадцать лет в тюрьму. Она сделала вид, будто не узнала его. О, она так здорово притворялась, что можно было подумать, будто она полностью забыла свое прошлое. Меня это убило.