К счастью для Франции, царь Александр оказался либералом. В отличие от прочих монархов из числа союзников. Не будь русского императора, от Парижа не осталось бы камня на камне.
Русская армия решила вопрос с больными почками директора Лепитра решительно и одним махом: «узурпатор» был отправлен в ссылку, а на Троне вновь воцарились Бурбоны – на сей раз Людовик XVIII[8]. Г-н Лепитр оказался так взволновал случившимся, что не придумал ничего лучшего, как прилюдно хвастать своими недостатками, уверяя всяк и каждого, что у него много общего с нынешним королём – например, ожирение и косолапость. Его собеседники, конечно, соглашались и даже кивали головами, но, придя домой, громко смеялись, крутя пальцем у виска. Впрочем, мнение сослуживцев и друзей тщеславного директора отнюдь не волновало. Ведь счастье как золото: оно слепит глаза.
Но однажды солнце померкло. В марте 1815-го с Эльбы бежал Наполеон. Явился, называется, не запылился. (Именно в те дни мсье Лепитр в первый раз недоглядел, как из бутылочки с шардоне выпрыгнул надоедливый тиран, принявшийся его щекотать.)
Только это не всё. В жизни г-на Лепитра «узурпатор» Бонапарт не только выпустил джинна из бутылки – он сломал всю его личную жизнь! Дело в том, что вдруг взбунтовалась госпожа Лепитр, неожиданно заделавшись ярой бонапартисткой. Июньские дни 1815 года раскололи семью на два непримиримых лагеря: Ватерлоо воодушевило директора и окончательно разбило сердце его супруги.
– Успокойся, дорогая, – приговаривал, гладя волосы жены, мсье Лепитр. – Ничего не поделать, мы должны смириться с поражением нашего императора…
– Ни за что! – кричала в ответ благоверная, не веря притворным словам супруга, который, как она знала, всегда был роялистом. – Если британцы посмеют пойти на Париж, мы выйдем на баррикады!
– О, нет! – вскричал испуганный муж. – Они убьют тебя, дорогая…
– Да хоть бы и так! Умереть на баррикадах – это ли не счастье для патриота Отечества?! Vivat l’empereur!..
– Тс-с… – выпучил глаза Лепитр. – Ты погубишь себя и нас. Тс-с, прошу тебя…
Но увещевания мужа ни к чему не привели. Едва на окраинах столицы послышался цокот вражеской конницы, парижане потянулись на баррикады. Многие к судьбе Бонапарта были безразличны, но им не нравилось другое – наступавший на родную столицу некий сброд, возглавляемый ненавистным герцогом Веллингтоном, извечным недругом французов. «Все на баррикады!» – клич не только рабочих окраин, но и зажиточного центра. Да, парижане от войны сильно устали, но в данном случае оказались непреклонны: если не было под рукой винтовки, брали вилы и выходили навстречу врагу. А уж проткнуть пузо надменному британцу – это ли не потеха для истинного француза?! Вперёд, на красногрудых! За непобедимого Императора! Vivat l’empereur!.. Vivat l’empereur!.. Vivat l’empereur!..
Правда, так рассуждали не все. Иного мнения был, к примеру, всё тот же г-н Лепитр, решивший, что, пока другие будут проливать кровь, ему удастся по-тихому где-нибудь отлежаться. Ну а потом, если, конечно, получится, выставить себя героем… Но для этого, понимал он, следовало кое-чем пожертвовать – вернее, кое-кем. В своём письме министру образования директор Лепитр напишет, что все бонапартисты пансиона изгнаны, а вместе с ними и… мятежная г-жа Лепитр.
…Король Луи XVIII оказался тщеславен и глуп. Ему вдруг показалось, что внезапно свалившаяся на чело бесхозная французская корона будет сидеть на макушке вплоть до скончания века. И от привалившего счастья едва не лишился рассудка.
Приближение Талейрана явилось самой большой ошибкой нового Бурбона.
«Самым ярким представителем недовольных, порожденных императорским режимом, был Талейран, – пишет Луи Адольф Тьер[9]. – Он являлся предметом надежд одних и страхов других, и, хотя был готов вскоре сыграть важную роль и сыграл ее, все намного преувеличивали возможности Талейрана и его решимость. Если бы Наполеон был окончательно побежден, а неприятель находился в Париже, Талейран, бесспорно, мог бы содействовать учреждению нового правительства на обломках правительства поверженного, но он не стал бы проявлять инициативу, пока над дворцом Тюильри развевалось трехцветное знамя: то был ложный страх полиции и иллюзия роялистских салонов»{28}.
Конечно, этот циничный интриган всегда был тайным союзником Людовика XVI, но как кончил несчастный Луи? Призвать к Трону того, кто 18 брюмера содействовал государственному перевороту и возвышению Бонапарта… Того, кто напрямую оказался причастен к казни герцога Энгиенского и свержению испанских Бурбонов… Принятие Хартии и конституции монархии – все это можно было провести и без хромоногого хамелеона. Впрочем, скудоумие когда-то сгубило и его брата, бедного Луи XVI.
8
Людовик XVIII, последний реально царствовавший король Франции с этим именем, вступил на престол спустя 1000 лет после франкского императора Людовика I Благочестивого, от которого вели нумерацию его французские тёзки.
9
Тьер, Мари Жозеф Луи Адольф (1797–1877) – французский политический деятель и историк. Автор трудов по истории Великой французской революции. При Июльской монархии (1830–1848) неоднократно назначался премьер-министром Франции. Первый президент (временный) французской Третьей республики в 1871–1873 гг. Член Французской академии.
28
Тьер Л. А. История Консульства и Империи. Книга II. Империя: В 4 т. Т. 4. Кн. I. М.: Захаров, 2014. С. 524–525.