Разве не дерзость, презрев запреты, изучать труды Гиппократа и Галена? Разве не дерзость во всеуслышание заявить: никакие демоны не влияют на течение болезней? Он осмелился утверждать, что дело вовсе не в воле Аллаха, а в изменениях, происходящих внутри человека, что любая болезнь имеет свои признаки и их можно заранее распознать. А затем он посягнул на большее и начал лечить основу жизни — сердце! Как бесновались тогда святоши в мечетях!..
Давно это было, очень давно. Кажется, как раз после того, как он предложил создать специальные дома лечения, где больные могли бы получать необходимые лекарства и уход. Тогда он уже написал пять томов «Канона врачебной науки», где дал рецепты более тысячи лекарств, которые можно приготовить из трав. Во время работы рядом с ним все время был его любимец Абу Убейд аль-Джузани…
Вспомнился вечер в Хорезме, бездонный темный купол неба с яркими, низко нависшими звездами. Пламя светильников отражалось в воде маленького бассейна, мешая луне купаться. Вокруг сидели ученики. Ибн-Сина поднял чашу с вином:
— Выпьем, друзья!
— Учитель, Коран запрещает пить вино! Ты не боишься стражей шариата? — спросил один из учеников.
— Коран запрещает пьянствовать, — улыбнулся Ибн-Сина. — Но мы же не собираемся отдавать свой разум вину? Помните, как сказал поэт:
Вино враждует с пьяницей, а с трезвым дружит, право,
Немного пьем — лекарство в нем, а много пьем — отрава!
Все засмеялись, захлопали в ладоши, радуясь хорошему настроению Учителя.
— Мне кажется, не грех немного выпить. — Ибн-Сина обвел взглядом лица собравшихся. — Для науки и во славу ее!
— Учитель! Тебя давно уже называют Аш Шейх Урранс — старец, глава ученых, — сказал Абу Убейд. — Твое имя с благоговением произносят исцеленные, ученые внимают твоим словам, а твоего благорасположения ищут сильные мира сего. Ты начал заниматься лечением основы жизни — сердца человека. Когда же ты будешь писать об этом?
— Когда? — Ибн-Сина отставил чашу с вином. — Действительно, Абу, твои слова справедливы. Жизнь человека быстротечна, и не пристало ученому бездумно предаваться забавам. Несите бумагу! Я сейчас же начну писать новую книгу.
— Зачем же ты собрал нас? — зашумели ученики. — Для веселого пира или для работы?
— Веселитесь, — улыбнулся врачеватель. — Не обращайте на меня внимания. Я хочу работать здесь, в саду, среди вашего беззаботного веселья.
И тогда принесли ему стопу китайской бумаги, и он начал писать, увлекся и писал долго, а когда закончил, удивленные ученики увидели, что их Учитель исписал двадцать листов бумаги, не пользуясь никакими книгами, а только по памяти.
— Ты написал новую книгу, Аш Шейх?
— Нет, я только обозначил проблемы, о которых собираюсь писать, — ответил Ибн-Сина.
Ежедневно исписывая по полсотни листов объяснениями к каждой проблеме, он по вечерам собирал в своем саду учеников и друзей. Счастливое время! Тогда рождалась знаменитая «Книга исцелений».
Ибн-Сина улыбнулся: даже если нынешний опыт будет неудачным, останутся жить его книги и ученики. А если удачным? На миг стало страшно — бросить вызов законам природы? Но он не собирается опровергать основы мироздания, он лишь жаждет справедливости: природа наверняка отпустила человеку больше лет, чем он живет теперь! Неужели же не попытаться помочь природе?
Много лет назад он начал по крупицам собирать знание , буквально на ощупь, как слепец, шаря вытянутыми руками и стараясь найти единственно верную дорогу. Сколько пришлось пережить горьких неудач, сколько поражений, пока, наконец, он не нащупал…
Когда Ибн-Сина дал свое снадобье умирающей собаке, безжалостная смерть впервые отступила! Правда, ненадолго — собака прожила только несколько дней. — но все равно это была первая большая удача, и он понял, что стоит на правильном пути. Наконец, очередная подопытная собака не умерла. С облезшей шерстью, тяжело дыша, она лизала ему руки, жадно лакала из плошки лекарство и обессиленно затихала… Так прошел день, другой, третий… На четвертый день собака встала и, пошатываясь, поплелась к миске с едой. Ибн-Сина боялся поверить в чудо, но псина выздоравливала. Вскоре вместо старой шерсти у нее начала расти новая, густая и лоснящаяся. Глаза у дворняги стали ясными, веселыми.. А через несколько дней она уже носилась по двору, виляя хвостом и заливаясь громким лаем. Увидев это, Абу пал ниц перед Учителем:
— Аш Шейх Урранс! Ты создал бальзам бессмертия!
По щекам Абу текли слезы восхищения. Ибн-Сина поднял его и тихо сказал:
— Я уже стар. Все, что я знаю, я передал тебе… Все, кроме этого знания . Но его я тебе не открою.
— Ты считаешь меня недостойным, Учитель?
— Нет, Абу, нет! Я слишком люблю тебя, чтобы подвергать смертельной опасности. Ты продолжишь мое дело, соберешь новых учеников и передашь им то, что получил от меня…
— Но они никогда не узнают, как победить смерть! — вскричал Абу.
— Да, люди всегда мечтали об этом, — грустно улыбнулся Ибн-Сина. — Но разве сможешь ты таить знание от недостойных, завистливых и злых? От сильных мира сего, наконец? А они зачастую соединяют в себе все мыслимые и немыслимые пороки. Тебя будут преследовать, искать, поймают и начнут жечь каленым железом, лишь бы вырвать тайну.
— Ты лишаешь человечество надежды победить смерть!
— О какой победе ты говоришь, Абу? Да, один раз удалось! Но только один раз, и то на собаке.
Ибн-Сина замолчал, задумчиво глядя на перелетавших с ветки на ветку птиц. Как беззаботны и веселы их игры, однако и им приходится заботиться о пропитании и потомстве, опасаться врагов и жить в страхе перед когтями коршуна или орла. Всюду одно и то же…
Сейчас тайна известна только ему, но рано или поздно о бальзаме узнают другие: мало ли вокруг корыстолюбцев и просто любопытных? Прославленный врач не раз замечал, что чужие глаза пристально наблюдали за его домом и садом.
Власть развращает, а если учесть, что чаще всего на гребень ее возносится не самый достойный, то практически любой владыка захочет обрести бессмертие: пусть бремя повелителя тягостно, но и сладко, и никто еще не решился отказаться от него добровольно. Только мудрые никогда не стремились к власти, чтобы вольно или невольно не стать причиной несчастий других людей. Так может ли он, посвятивший себя служению добру, позволить злу обрести несокрушимую силу? Ведь злые люди спрячут его знание за стенами дворцов и скроют в крепостных башнях!