— Красиво играет, — сказал химик, — с чувством.
— Это может означать только одно, — шептал адвентист, — что в самом Боге таится некая черная пропасть, на дне которой лежит золотой перстенек. Руженка, ты перстенек на дне этой пропасти… — сказал Горачек и погладил девочку по голове, и ребенок поднял на него свои большие, не по возрасту мудрые глаза…
Чуть позже, когда помощник апатично сидел в сторонке и тупо смотрел на брызги «Морола», а владелец лаборатории разливал жижу по литровым жестянкам, пан Буцифал собрался уходить.
— Те деньги, что вы мне дали, это за три месяца вперед плюс пятьдесят крон вступительного взноса. Дальше мы с вами будем общаться посредством почты, — сказал агент и поклонился. Потом он зашагал вдоль забора, по которому тянулась длинная надпись ТЕХНИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ХИМИИ «У БЕЛОГО АНГЕЛА».
— Вот мой аттестат зрелости, — сказал он за углом, протягивая заявление химика пану управляющему.
Но тот, опершись обеими руками об ограду, то мотал головой, то бил кулаками по доскам и глядел в небо.
Пан Виктор навзничь лежал на траве и, подергивая руками и ногами, тихонько повизгивал.
— Что случилось? — испугался пан Буцифал.
— Ты первый страховой агент «Опоры в старости», который одолел частника-химика, — сказал Тонда.
7
В золотисто-розовые тона вечера выливалось из пивной мужское пение, подкрашенное звуками барабана и гармошки. В сиреневом полумраке мелькало несколько женских силуэтов. На фоне янтарного горизонта вздымалась кладбищенская стена.
Две женщины притащили стремянки и поверх занавесок заглядывали в зал.
— Божка, твой-то, твой-то каков!
— Смотри-ка, да он никак пальто новое натянул?.. Надо же, и где только этакие дуболомы графских манер понабрались?!
Тут из пивной, держась за щеку, выбежала еще одна женщина.
— Всего год я за ним замужем — и уже такая оплеуха! — сообщила она.
— Кто-нибудь выиграл миллион? — спросил агент пан Тонда Угде.
Босая женщина, которая волокла приставную лестницу, сказала:
— Сразу видно, что вы нездешний. Просто наши мужики затеяли вечеринку.
— Господи! — воскликнула женщина, которая взобралась на раму велосипеда, — мой-то как деньгами сорит, опять дети весь месяц будут есть один только хлеб с вареньем или маргарином!
— Куда это вы с лестницей? — поинтересовался Тонда.
— На кладбищенскую стену. Поглазеть охота.
— А можно мне с вами?
— Вы из каких же будете?
— Я агент страхового общества.
— Очень приятно, а я смотрительница бывших княжеских прудов, — поклонилась она, шаркнув босой ногой.
— Вам не колко?
— Не колко. Я и по стерне босиком хожу, — сказала смотрительница, подставила лестницу и влезла на стену.
— Садитесь рядом, — сказала она, — отсюда всю пивную видно. Там под зеркалом сиживал, бывало, наш князь и смотрел вот на эту самую стену, а потом от вида кладбища его обязательно жажда одолевала. И все деревенские это у него переняли. Как начнут наши мужики дома говорить: «Что значит человек в этом мире? Нынче он здесь, а завтра может за стеной оказаться!», так бабы сразу плачут, потому что эти самые слова говаривал наш князь, перед тем как заплатить за всех в пивной.
— Широкой души был человек, — улыбнулся Тонда.
— Еще какой широкой! Однажды он прямо на коне вскочил через окно в пивную, заказал шнапсу и обратно тем же манером выскочил. Богоуш Караску тоже захотел такое проделать, но задел лбом о верх окна. Его вон там похоронили… — показала смотрительница. И они стали глядеть в зал, в котором стояли загорелые люди в рубахах с засученными рукавами, они размахивали руками, и кричали, и обнимались, и долго смотрели один другому в глаза, а потом по-старомодному лобызались, хлопали в знак доброго расположения друг дружку по спинам и, пошатываясь, направлялись к стойке.
— Так, значит, любили тут князя?
— Еще бы! — воскликнула женщина. — Он ведь как говорил: «Все крали, крадут и будут красть. Я только хочу, чтобы крали с умом.» Во-он тот вон, что лежит лицом в пиве, это княжеский незаконнорожденный сын.
Посреди зала и впрямь лежал пьяный человек, а двое мужчин лили на него из кружки тоненькой струйкой пиво; в конце концов пьяный очнулся, подставил под эту струйку руку, пробормотал: «Дождь пошел». И опять ткнулся лицом в пивную лужу и заснул.
— Вот ведь паразиты! — кричала женщина на стремянке. — На нем же пальто новое!
Трактирщик, мокрый от пива и пота, нес в каждой руке по десять кружек — точно два зажженных шандала. И мужики подсовывали ему бумажные листочки, и он вынимал из-за уха карандаш и делал на них пометки, обозначая очередную кружку пива, и гармонист все отворачивал от инструмента лицо, а барабанщик бил палицей по большому барабану.