— Это что-то! — воздел на лоб очки парикмахер. — Я прямо не могу! Куда же это катится человечество, я вас спрашиваю?!
— И не говорите! Посмотришь этак вот вокруг — и повсюду встречаешь людей, которые путают себя нынешних с теми, кем бы они хотели быть, — ответил служитель.
Парикмахер укладывал в чемоданчик свои бритвы и ножницы.
— Вполне вероятно, — ответил он, — но человечество обязано сопротивляться. Иначе потом все окончательно запутается и никто не получит по заслугам… А как насчет второго? — И он указал подбородком на другой гроб.
— У него тоже рыльце в пушку. В союзе журналистов сказали, что человек с таким именем действительно печатался в газетах, но писал он только про карманников да сломанные ноги. А ведь под подушкой у него лежал альбом, полный газетных вырезок — и не заметочки там какие-нибудь, а огромнейшие статьи. Да такие остроумные, что я их даже домой прихватил…
— Осторожнее! — И парикмахер с ученым видом поднял палец. — Туберкулез весьма заразен! Значит, выходит, я брил сегодня двоих обманщиков!
— Что есть, то есть.
— Обманщиков! — повторил парикмахер и захлопнул за собой дверь мертвецкой.
Он шагал по коридору больницы, и полы его белого халата развевались. Возле окна сидел молодой человек с вытянутой вперед ногой и костылем. В коридоре никого больше не было, и парикмахер подошел и коснулся загипсованного колена.
— Fraktura patelae?[5] — спросил он.
— Да, пан доктор, на мотоцикле.
— Да вы сидите, сидите. Уже получше, верно? На перевязку?
— Да, пан доктор.
— Главное, чтобы связки не пострадали. Нога отекает?
— Больше нет, пан доктор…
— Отлично! Что ж, поднимайтесь наверх, вас там ждут… — парикмахер помахал юноше рукой и быстро пошел со своим чемоданчиком по коридору, слыша, как пациент кричит ему вслед:
— Спасибо, пан доктор!
Кафе «Мир»
По стеклянной стене кафе сбегали серебристые струйки вечернего дождя, по городской площади шагало несколько пешеходов, наклонившись вперед и прикрываясь шляпой или зонтиком.
А из банкетного зала на втором этаже в кафе проникали веселая музыка и гомон, прерываемый безудержным смехом. Буфетчица налила до половины пивные кружки и, пока отстаивалась пена, вышла в туалет.
Открыв дверь, она увидела в метре от пола дырчатые туфли, затем ноги, торчащие из желто-красной клетчатой юбки, и наконец жакет с безвольно опущенными руками и склоненной к лацкану головой.
Девушка, повесившаяся на поясе от плаща на ручке маленького окошка под потолком.
— Ну-ну, — сказала буфетчица, потом принесла стремянку, одна из продавщиц приподняла удавленницу, и буфетчица длинным колбасным ножом перерезала пояс. Взвалив тело девушки себе на плечи, она отнесла его в нишу позади буфетной стойки, положила на стол для грязных кружек и чуть ослабила петлю.
После чего подняла глаза.
За стеклянной стеной кафе стоял под дождем мужчина и пялился на стол для грязных кружек.
Буфетчица задернула ситцевую занавеску.
Потом приехала карета «скорой помощи».
Молодой врач вбежал в кафе, а двое санитаров принялись вытаскивать из машины носилки. Врач приложил ухо к груди девушки, взял ее за запястье — и, раздвинув ситец, руками показал санитарам, чтобы те внутрь не заходили.
— Мы здесь уже не нужны, — сказал он.
— А нам что с ней делать? — спросила буфетчица.
— Приедут патологоанатомы, — ответил врач.
— Поскорее бы, мы тут как-никак едой торгуем и напитками.
— Так закройте ненадолго ваше заведение! — бросил доктор, выбежал под дождь, и карета «скорой помощи» с воем рванула с места.
А из банкетного зала на втором этаже в кафе проникали веселая музыка и гомон, прерываемый безудержным смехом. Перед прозрачной стеной кафе собралось несколько зевак, которые прижимали к стеклу ладони, белые и неестественно большие, а над ними блестели любопытные глаза.
Тут к дверям подошел высокий молодой человек. Он насквозь вымок, и оба рукава у него были в известке — так мотало его при ходьбе от одной стены к другой. Подергав за ручку, он собрался было повернуть обратно.
Буфетчица отперла.
— Заходите, голубчик, развлечете меня, — сказала она, а когда юноша вошел, всплеснула руками. — Вас что, трамвай переехал? Или вы со скалы свалились?