Билл даже не подозревал, что люди могут так танцевать, как танцевали эти русские. Он сидел оглушенный, счастливый, подавленный. Его прежние прыжки и пируэты теперь казались ему смешными. Он впервые по-настоящему понял, что можно сказать танцем. Потом он ждал ее после спектакля у входа, и она вышла к автобусу самой последней — усталая, со следами грима на худеньком личике, с опущенными плечами.
Задыхаясь от волнения, он сказал:
— Это было прекрасно. Как вы это все умеете делать?
— Держи равновесие, и все тут, — ответила она, улыбаясь.
— Приедете послезавтра на океан?
— Приеду, а ты еще придешь на мой спектакль?
— О! — И это было все, что он смог восторженно выдавить из себя. Она протянула ему маленький бумажный сверток. Он развернул его и ахнул. Это были ее пуанты, розовые балетные туфли с тупыми стертыми носками, в которых она только что танцевала. На розовом атласе было написано шариковой ручкой: «Биллу, который любит балет», и подпись: «Лариса Семенникова».
Это были счастливые для Билла дни. С утра он мчался на побережье и ждал там русских артистов, которые приезжали сюда покупаться и позагорать, а вечером летел на другой конец города к летнему театру, смотрел их спектакли. Иногда они подвозили его на автобусе до Сансет-стрит, откуда он, пройдя пешком несколько километров, добирался к своим скалам.
На пляже он показывал Ларисе:
— Сначала вы ложитесь на доску и не бойтесь, волна сама несет вас, а потом потихоньку осваивайтесь, поднимайтесь на колени, потом можно и встать.
Лариса послушно ложилась на белый пенопластовый лист и скользила на нем по волнам, но, сколько он ни бился, она так ни разу и не оторвалась от него.
— Ой-ой-ой, не надо, я боюсь! — кричала она.
Антон Леонидов, весь выцветший на калифорнийском солнце, с мокрыми от воды волосами, быстро освоился с пенопластом и плясал на волнах так же легко, как на суше. Потом они втроем ложились на горячий песок и начинался неторопливый разговор о жизни, о балете, о людях.
— Раз любишь танец, — говорил ему Антон, — иди до конца. Только тогда, когда идешь до конца, борешься, в чем-то себе отказываешь, — можно добиться большой цели, а ты парень танцевальный, только худоват. Ну-ка, встань.
Он ему показывал, как правильно делать вращения, как держать при этом руки, как смотреть в одну и ту же точку при каждом повороте, чтобы не закружилась голова, как делать поддержку.
— Лариса, иди-ка сюда, — командовал он, и Лариса послушно становилась рядом.
— Смотри, ты ловишь ее на встречном движении, так можно поднять не то что это перышко, а тяжесть и побольше. Ты только ведешь ее вверх, а она по существу сама себя поднимает.
От них Билл узнал, что в Советском Союзе за обучение всем этим чудесам не надо платить ни копейки. Если у тебя есть способность, а особенно если есть настоящий талант, то иди на просмотр, и все. Подходишь — тебя зачисляют в первый или там какой-то другой класс хореографического училища, и учись себе на здоровье: здесь и общая школа и обучение балетному искусству. Кончил училище — иди на работу, приглашений хоть отбавляй: и в Большой театр, и в другие балетные труппы страны, и в ансамбли, и куда душе угодно.
А не хочешь быть профессиональным танцором — иди заниматься в хореографический кружок во Дворец пионеров или в студию при Доме культуры любого крупного завода и учись там и снова не плати ни копейки, — как в сказке.
— Вот я, — говорил Антон, гордо выпячивая нижнюю губу, — тоже во Дворце пионеров начинал. Конечно, я страшно способный, — и он подмигивал Ларисе, — но факт есть факт, можно прожить и без вашего училища.
— Да, — смеялась Лариса, — потому у тебя на доске лучше получается, чем на сцене.
И они весело хохотали.
В один из дней, когда до отъезда русских артистов осталось совсем немного времени, Билл взял заработанные на мелких услугах у отеля полдоллара и отправился в кафе «Мейн» к своему старому другу негру Джеку Нулансу, у которого он не раз плясал на потеху его друзьям под их любимые мелодии здесь же, на маленьком пятачке между столами.
— Привет, Джек, — сказал Билл и протянул ему полдоллара.
— О, привет, привет, — ответил из-за стойки негр, — молодой человек сегодня при деньгах?
— Да, подзаработал немного у отеля, мне кока-колу и пирожное, пришел посоветоваться.
Был жаркий полдень, над городом висела пасмурная раскаленная мгла — выхлопные газы машин, дым из заводских труб, все тяжелое дыхание огромного города застыло над домами и улицами в лос-анджелесской чаще в эти безветренные расплавленные дни.