По оранжевой дороге в сторону Саламанги прошли двое парней с поклажей на плечах, — видимо, идут наниматься на строительство трассы, а может быть, как и отец, будут работать на лесоповале. На другом берегу реки, вдалеке, в той стороне, где на фоне белого неба смутно проступали очертания моста, появилась женщина с огромной бельевой корзиной на голове. Женщина шла, уперев руки в бока, а корзина покачивалась у нее на голове, как у всех женщин банту, несущих тяжесть, и лишь на самом спуске к воде она чуть-чуть придержала ее одной рукой.
Сзади за дорогой раздался громкий сердитый крик матери, и тут же послышался плач двух маленьких братьев, — наверное, опять цепляются за юбку матери, мешают ей мотыжить землю.
Но среди этого многообразия звуков и движений Эрнесту особенно был внимателен к спокойной тишине прибрежного тростника, который рос в воде метрах в тридцати от того места, где он рыбачил. Там жил крокодил, его старый и лютый враг, который — и Эрнесту знал это наверное — следил за каждым его шагом, каждым движением. И стоило Эрнесту в пылу рыбалки слишком далеко зайти в воду или вступить на небольшой плот из двух бревен, сколоченный отцом, чтобы переправляться на тот берег реки, как в тростнике происходило молниеносное, противное, скользкое движение и крокодил бросайся в сторону Эрнесту. Забыв рыбалку, Эрнесту стремглав, с прыгающим в груди сердцем, выскакивал на берег и оттуда, с высоты, всматривался в оранжевую воду, стараясь определить, где же находится крокодил. Но ему никогда не удавалось точно угадать этого. Тот мог оказаться под самым плотом и высунуть из-под воды свою пасть, утыканную острыми зубами, а мог и вынырнуть у противоположного берега и лежать там на воде как бревно. Иногда он пытался карабкаться вверх по берегу за убегающим Эрнесту, но быстро отказывался от погони и снова сваливался в воду; иногда же застывал напротив плота, высунув из воды глаза, и пристально смотрел на маленького банту, и Эрнесту понимал, что в этот день рыбная ловля кончалась, и, смотав леску, уходил домой. Он ненавидел и боялся крокодила. Тот был единственным существом во всей саванне, во всей Африке, который внушал Эрнесту ужас и отвращение. И если бы было можно, он никогда бы не пришел на берег, чтобы никогда не видеть этого страшного, немигающего взгляда, который следил за ним все время, пока Эрнесту находился на берегу.
Но он ежедневно должен был идти на берег реки, потому что для него рыбалка была не детской забавой, а постоянной работой. Ему было уже десять лет, а в десять лет каждый уважающий себя житель саванны должен помогать семье, добывать себе хлеб насущный. И каждый в их семье знал свое дело.
Эрнесту ловил рыбу каждый день до полудня, потом, когда солнце раскаляло все вокруг — и небо, и саванну, — он уходил в хижину и ложился на прохладный земляной чисто выметенный пол. Там он ждал, пока спадет палящая жара, а затем снова шел на берег реки с леской в руках.
Отец трудился на лесоповале там, за Саламангой, где трасса круто поворачивала в сторону океана. Он уходил туда пешком на восходе солнца в понедельник, а возвращался лишь в субботний вечер. Весь воскресный день он отдыхал — бродил среди хижин и очагов, сидел под деревом и слушал старенький хрипящий транзистор, иногда помогал матери по хозяйству, колол чурки для очага, а чаще выходил на оранжевую грунтовую дорогу, что вела в сторону трассы, и смотрел на проходящие мимо грузовики. Они шли из Саламанги и из Понте-де-Оро, от самого океана, и шофера знали уйму новостей, и отец угощал их свежей водой и бананами, и говорил с ними, и махал рукой вслед уходящим машинам.
И весь этот воскресный день Эрнесту уже не ловил рыбу. Он все время был рядом с отцом, бродил за ним между хижинами, слушал транзистор, махал отъезжающим грузовикам и оттаскивал расколотые чурки к очагу. А вечером слушал рассказы отца о лесоповале. Он видел этих могучих людей с топорами в руках, которые валили вековые эвкалипты, и урчащие тягачи, которые волокли их к трассе, и огромные, груженные лесом автоплатформы, с трудом выползающие из леса на трассу и устремляющиеся в сторону Мапуту. Они проходили Саламангу еще на умеренном ходу, потом осторожно, погромыхивая, въезжали на мост через реку Умбилус, мост которой соединял эти края со столицей республики, а дальше уже вырывались на простор саванны и мчались на север. Они спешили, их ждали везде. Отец говорил, что нет сейчас работы важнее, чем на лесоповале. Лес нужен был по всему Мозамбику. Для строительства новых жилых домов, школ, больниц, для нужд таких же простых людей, какие живут повсюду в их стране.