— Мы находились тогда совсем в другом месте, — говорит Чангсамон. — И во время того первого налета потеряли много людей и оборудования: мы тогда еще не приспособились к войне. Погибло тридцать семь человек больных и персонала, в том числе два фельдшера. Эта первая бомбежка была самой тяжелой для всех нас — она подействовала на людей угнетающе. Но вместе с тем мы обрели немалый опыт, умноженный позже, в других условиях… Мы научились охранять свою больпицу, свой персонал и больных. Сейчас наш госпиталь находится вдалеке от транспортных артерий. Здесь мы чувствуем себя в значительно большей безопасности. Не можем мы забыть и бомбежку в июле шестьдесят девятого года, которая продолжалась двое с половиной суток. А надо вам сказать, что часть госпиталя все еще находилась вне гротов, в укрытых зеленью шалашах… Ущерб был значительный: сгорело много лекарств, перевязочных материалов, часть оборудования и одеяла, столь необходимые для раненых. Зато людских потерь не было совсем. После того налета мы перевели все отделения госпиталя в пещеры и гроты…
Переходя из отделения в отделение, из одной подземной «комнаты» в другую, я успела провести молниеносную «персональную анкету», касающуюся доктора Чангсамона. Ему 35 лет, он родился в крестьянской семье в районе Аттопеу. Покинул деревню в 1962 году и с тех пор там не был. Сначала служил санитаром, потом братом милосердия. Затем был направлен на учебу в Ханой. Учился в медицинском институте. Вернулся в освобожденные зоны Лаоса уже хирургом и сразу был назначен главным врачом центрального военного госпиталя Патет Лао. Он женат. Его жена, тоже работник здравоохранения, сейчас заканчивает повышенные курсы медсестер. У них двухлетний сынок.
Мы обошли все подземелье. Останавливались возле многих коек, на которых лежали раненые и больные. Потом зашли в большую камеру в скале, где размещен склад лекарств. Этикетки на многих европейских языках, даже отпечатанные кириллицей и китайскими иероглифами. География обширна — Москва, Будапешт, София, Варшава, Берлин… Вижу нашу продукцию с маркой «Польфа». По знакомым надписям сразу узнаю фирменный знак ПЗО — государственного оптического завода в Варшаве. Да, не близкий путь совершил этот микроскоп!.. Вспоминаю свою встречу с коллективом предприятия два года назад и вопросы рабочих, особенно молодых: поступает ли их продукция на фронты Индокитая, нужна ли она там? Спрашиваю об этом доктора Чангсамона.
— Да! — незамедлительно отвечает он. — Очень нужна. У нас было четыре таких микроскопа, но три из них вместе со значительной частью другого имущества погибли во время тяжелой бомбежки в шестьдесят девятом году. А этот единственный, уцелевший, мы бережем как зеницу ока!
3
Сначала все кажется таким же, как и в первый раз. Но при более пристальном рассмотрении я замечаю разницу в повседневной жизни населения этого района. Прежде всего — люди ушли глубже под землю и под скалы. Гроты и пещеры стали более просторными, лучше оборудованными. Стало значительно больше места для жилья и для работы.
Следы от разрывов бомб и ракет оставили шрамы на обитых железом дверях. За ними, в обширной пещере, размещена больница для гражданского населения.
— Вас тоже бомбили? — спрашиваю у главврача.
— Да, и многократно! — на отличном французском языке отвечает молодой врач Помнек. — То, что вы видели на дверях и около входа, — последствия бомбежек шестьдесят девятого года. Нас тогда бомбили три дня подряд…
Когда я шла по отделениям подземной больницы, то мне все время казалось, что на поверхности бушует тропический ливень. Но когда я выбралась из грота, то увидела, что на безоблачном небе сверкает солнце. Почему же тогда я слышала шум падающей воды? Причем было такое впечатление, что вот-вот начнется наводнение и вода хлынет в подземелье, затопит и уничтожит все, что люди с таким трудом создали здесь, в пещере…
— С этим мы ничего не можем поделать, — отвечают на мой вопрос врачи. — Скалы здесь пористы, как губка, внутри них постоянно течет вода. Никто у нас не знает, почему некоторые гроты сухие, а в других полно воды. Мы вычерпываем ее чем только можно: бочками, мисками, консервными банками, отводим примитивными канавами и стоками… В чем причина? Войдя внутрь гротов и пещер, человек нарушил естественное равновесие между скальным камнем и подземными водами. Поэтому нам теперь приходится бороться с вездесущей сыростью. Налет плесени быстро покрывает и губит лекарства, инструментарий, мешки с продовольствием. Приходится все время следить за состоянием риса: просеивать, сушить. Инструменты и лекарства мы вынуждены защищать всеми доступными способами…