Он поднялся и протянул мне руку на прощанье.
«Все-таки позвольте мне посоветовать вам быть поактивнее в рамках нашей Федерации. Это добровольческая организация, и если вы ею не вполне довольны, то единственный сколько-то эффективный способ добиться желаемых изменений — это совместно с другими разрабатывать и совершенствовать ее политику.»
КОГДА Я ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ рассказал Барбаре об этом разговоре, она отрезала:
«Начнем с того, что я вообще не понимаю, зачем ты к нему отправился. Он в любом случае ничем не может нам помочь. Чего ты надеялся добиться?»
«Ты права. Я с самого утра задаю себе тот же вопрос. Наверно, мне просто хотелось получше разобраться в том, как устроена и функционирует эта система. Теперь мне еще более очевидно, что она имеет не столько религиозный, сколько политический и экономический характер, и к тому же весьма запутанный.»
«Знаешь, мне кажется, что ты просто сел на своего любимого конька, — поддела меня Барбара. — Ты стремишься все на свете свести к какой-нибудь политической или социальной проблеме, в основе которой, разумеется, лежит борьба за власть или за деньги. А я смотрю на Хсин-Мей, вспоминаю, как неожиданно она вошла в нашу жизнь, и все больше убеждаюсь, что на самом деле от нас вообще очень мало что в этом мире зависит.»
«Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.»
«Хорошо, я попробую объяснить это иначе. За все это время — с того дня, как ты нашел Хсин-Мей, на протяжении всех месяцев, пока продолжались хлопоты с ее удочерением, американской визой и гиюром, и вплоть до сегодняшнего эпизода с руководителем Федерации — ты ни разу не упомянул одно весьма существенное, на мой взгляд — даже ключевое слово…»
«И что же это за слово?» — уже догадываясь, но все же не без любопытства спросил я.
«Б-г», — серьезно ответила она.
Глава 6. Еврейская семейная служба
НА ПРОТЯЖЕНИИ всего последнего года перед нашим отъездом на Тайвань и целых двух лет после нашего возвращения Барбара многократно обращалась к врачам в поисках профессионального совета и помощи против бесплодия.
Все эти обследования показывали, что отсутствие у нас детей не может быть объяснено никакими медицинскими причинами.
В один прекрасный день, вернувшись от очередного специалиста, Барбара заявила:
«Мне надоела эта возня с визитами к врачам и бесконечными рецептами. Отныне я ничего больше делать не намерена, — пусть себе идет, как идет.»
«А я и не вижу, что еще, собственно, мы могли бы предпринять.»
«Ну, положим, есть еще одна вещь, которую мы никогда по-настоящему не пробовали», — сказала Барбара, снимая посуду с обеденного стола.
«Какая именно?» — поинтересовался я.
Она какое-то время смотрела прямо на меня, прежде чем произнести простое слово: «Молитва».
ВСКОРЕ ПОСЛЕ ТОГО, как Хсин-Мей исполнилось два года, мы стали потихоньку выяснять, нельзя ли взять второго приемного ребенка, и в этой связи договорились о встрече с руководительницей Еврейской семейной службы.
Это была невзрачная, плотно сложенная женщина средних лет, казалось, намертво встроенная в свой письменный стол. Она тяжело дышала за баррикадой из своих папок и бумаг, и на ее лице застыло постоянное выражение сердитой озабоченности. Телефонный провод извивался по ее кабинету, как резиновая трубка, через которую вливают свежую кровь смертельно больному пациенту, и она, действительно, казалась таким пациентом, черпающим жизненные силы в бесчисленных телефонных звонках, которые непрерывно прерывали нашу беседу.
Как бы то ни было, она проявила незаурядные понимание и сочувствие. Сначала она напомнила нам о сложившейся демографической и социальной ситуации, которая приводит к быстрому сокращению числа детей, подходящих для усыновления или удочерения. Затем она объяснила, что распространение легальных абортов и, одновременно — улучшение материального положения большинства американок, имеющих теперь возможность воспитывать детей, рожденных вне брака, еще более уменьшают это число. В заключение она сказала, что шансы на быстрое получение ребенка значительно увеличиваются, если супружеская чета согласна взять приемного ребенка не самой предпочтительной категории — например, постарше возрастом или с физическими или умственными недостатками.
«Иными словами, вы ничего не можете нам предложить?»
Она грустно улыбнулась.
«Наша Еврейская семейная служба сотрудничает с другими организациями такого же рода, например, с Католическим
благотворительным фондом, который помогает нам отыскивать подходящих детей.»
Я поинтересовался, согласны ли эти организации с тем, что найденные ими приемные дети будут затем обращены в иудаизм.
«Но ведь вы оба евреи, — сказала она. — Зачем вам это обращение?»
Я посмотрел на нее с недоверчивым изумлением.
«Вы хотите сказать, что вам неизвестно, что дети, взятые на воспитание еврейской четой, не считаются евреями, пока не пройдут гиюр?»
«С детьми, которых мы пристраивали раньше, у нас никогда не возникало проблем, — заверила она. — Но даже если вы правы, я не предвижу никаких затруднений.»
«Все это не так просто, — сказал я. — Знаете ли вы, например, что до тех пор, пока ребенок не пройдет ортодоксальный гиюр, его не принимают в Еврейскую дневную школу?»
«Вы в этом абсолютно уверены? — Она посмотрела на меня с явным недоверием, при этом одна из ее бровей высоко поднялась. — Мне трудно в это поверить.»
«Вам достаточно позвонить в Федерацию или, если хотите, прямо в школу, и вы немедленно получите подтверждение.»
«Если вы не возражаете, я именно так и поступлю.»
Она предпочла поступить «именно так» из соседней комнаты (возможно, впрочем, что ее система телефонного жизнеобеспечения была рассчитана только на звонки извне) и вернулась минут через пять.
«Вы были правы, — сказала она, даже не извинившись. — Должна сказать, что я возмущена и шокирована.»
«Боюсь, что я чего-то не понимаю, — сказала Барбара, удивленная слишком бурным для этого бюрократического
растения проявлением эмоций. — Еврейская семейная служба помогает еврейским семьям. Разве не естественно, что она должна во всех сложных случаях следовать требованиям еврейского закона?»
«О, разумеется, — ответила наша собеседница. — Но только если эти требования не идут вразрез с правами индивидуума и не мешают нормальному росту и развитию нашего клиента.»
Она явно чувствовала себя задетой в своей бюрократической броне.
По пути домой я сказал Барбаре:
«Чем больше я узнаю нашу общину, тем яснее мне становится, что это вовсе не единый еврейский коллектив, а, скорее, множество разобщенных анклавов, каждый из которых действует согласно своим собственным правилам и собственной философии.»
«Я не понимаю, зачем мы вообще к ней пришли, — с горечью откликнулась Барбара. — Как могли мы затеять усыновление или удочерение еще одного нееврейского ребенка, когда нашей Хсин-Мей скоро исполнится два с половиной года, а она все еще нееврейка?»
Глава 7. Занятия китайским языком
К ТРЕМ ГОДАМ Хсин-Мей превратилась в энергичного крепыша с двумя короткими смешными косичками, длинной черной челкой, ямочками на щеках и неудержимо пляшущими глазами на круглом лице.
Незадолго до своего третьего дня рождения она получила по почте заказное письмо, в котором сообщалось, что ее просьба о натурализации в Соединенных Штатах удовлетворена.
В назначенный день мы привезли ее в здание Федерального суда на церемонию присяги.
Отведенная для церемонии комната была заполнена новыми американскими гражданами и их родственниками. Сама церемония оказалась серьезным, значительным и даже трогательным актом, как и подобает столь судьбоносному событию.
Судья, руководивший церемонией, зачитал имена всех новых граждан и назвал страны, откуда они прибыли: Италия, Вьетнам, Ирландия, Венесуэла, Мексика, Филиппины, Китай… Оказалось, что эти сорок пять человек представляют двадцать одну страну.