После службы все мы пожелали друг другу «доброй субботы». Мы с рабби молча отправились домой. Воздух был чист и прохладен, ночное небо — совершенно черным, тихие улицы были едва-едва освещены.
Когда рабби открыл дверь своего дома, перед нами засияли субботние свечи, и обеденная комната показалась мне залитой ярким светом.
Глава 9. Система еврейских законов
ПОСЛЕ ЭТОГО МЫ проводили одну из суббот каждого месяца в гостях в ортодоксальных семьях нашего города. В ходе каждого такого визита мы узнавали что-то новое: знакомились с еще одним религиозным обычаем, идеей или впечатляющей мыслью, которые обычно немедленно включали в наше собственное субботнее «меню».
Постепенно, почти неощутимо для себя, мы адаптировали образ жизни религиозных евреев. Барбара теперь регулярно зажигала свечи, я начал произносить благословение над вином. По субботам, в ясную погоду, я отправлялся пешком за три с половиной мили в синагогу и возвращался домой, подкрепившись легкой закуской, приготовленной сотрудниками Еврейской школы.
Барбара даже начала печь халы собственного изготовления, и теперь наши субботние трапезы приобрели более спокойный, праздничный характер. Мы заменили наши прежние субботние послеполуденные поездки долгими пешеходными прогулками по окрестностям. Суббота стала радостным завершением, кульминацией нашей недели, днем, о котором мы вслух мечтали.
В один прекрасный день я услышал, что в нашей общине появился еще один новый раввин — выпускник знаменитой «Ешива Университи». То обстоятельство, что он согласился возглавить общину в маленьком пригороде, где большая часть евреев не слишком строго соблюдает мицвот, особенно заинтересовало меня.
«Говорят, что он — человек очень широких взглядов», — сообщил я Барбаре.
«Что это, собственно, значит? — спросила она. — Помнишь тех раввинов, с которыми мы с тобой встречались? У них были такие широкие взгляды, что ничему существенному в жизни места уже не находилось.»
«Я хочу сказать, что хотя он и вполне ортодоксален, у него есть опыт в обращении с нерелигиозными людьми. К тому же, он получил университетское образование. Я бы хотел поговорить с ним о Хсин-Мей.»
«Хорошо, — откликнулась Барбара без особого энтузиазма. — Если ты считаешь, что это полезно, то почему не поговорить?»
Несмотря на весь свой скепсис, Барбара согласилась отправиться к новому раввину вместе со мной.
РАББИ ФРИД ПРИНЯЛ нас просто и без всяких церемоний. После того, как мы описали свои переговоры с различными раввинами по поводу гиюра Хсин-Мей и рассказали о нашем нынешнем образе жизни, он сразу же перешел к делу:
«С моей точки зрения, есть четыре обязательных условия, которые вы должны выполнить для того, чтобы можно было поставить вопрос о гиюре вашей дочери: это полное соблюдение субботы, выполнение законов кашрута, соблюдение законов о супружеской чистоте в ваших семейных отношениях и, конечно, согласие дать вашей дочери самое лучшее еврейское воспитание, какое только возможно в нашей общине, что означает фактически, что она должна учиться в Еврейской дневной школе.»
«А как же с остальными шестьюстами с чем-то мицвот, перечисленными в Торе?» — спросил я.
«Видите ли, исполнение мицвот — это лестница со множеством ступеней, и каждый из нас находится на одной из них, — ответил рабби. — Главное — в каком направлении вы идете.
Если вы действительно начнете исполнять те три предписания, которые я перечислил, вы увидите, что остальные вскоре последуют за ними. Суббота, кашрут и законы семейной чистоты — это три заповеди, вокруг которых образуется нечто вроде магнитного поля. Начните соблюдать их, и они притянут в вашу жизнь все остальные.»
Барбара спросила, имеет ли он в виду соблюдение каш-рута как в домашних трапезах, так и вне дома.
«Как-то раз мне уже задавали этот вопрос, — сказал рабби. — Я ответил, что если вы будете соблюдать кашрут только дома, то на небо попадете не вы, а ваша посуда.»
Он добродушно рассмеялся.
«Поймите, я не хочу вас обидеть, но вы должны понять, что иудаизм — это законченная система, и он не признает облегчающих жизнь фокусов. Кашрут есть кашрут, некашерная пища есть некашерная пища, и где бы вы ее ни ели, дома или в ресторане, она все равно попадает в ваш желудок.»
«Рабби Фрид, — торжественно провозгласила Барбара, — лично я готова взять на себя все эти обязательства. В течение прошлого года мы понемногу начали соблюдать субботу. Мы с мужем вегетарианцы, так что я не думаю, что нам будет трудно сделать свой дом совершенно кашерным. Кроме того, мы оба с первого дня в этом городе мечтали записать Хсин-Мей в Еврейскую дневную школу, и не наша вина, что ее туда не приняли. Что же до семейной чистоты, то, должна признаться, я плохо понимаю, о чем идет речь, но готова познакомиться с этим вопросом.»
«А что скажете вы, мистер Шварцбаум?» — спросил рабби Фрид.
«Барбара очень точно выразила и мое мнение», — ответил я.
«Ну, что ж, считайте, что мы договорились!» — воскликнул рабби.
Он вручил нам несколько книг, трактовавших вопросы о семейной чистоте.
«Пожалуйста, внимательно прочтите их и отметьте все вопросы, которые у вас возникнут, с тем, чтобы мы могли их затем обсудить. Кроме того, я попрошу вас назначить время, когда я смогу зайти к вам домой для того, чтобы мы — все вместе — могли решить, что необходимо сделать с вашей кухней и вашей посудой, чтобы на столе у вас появились кошерные блюда.
И наконец, если вы свободны завтра вечером, я бы хотел встретиться с вами в местном супермаркете. Мы немного прогуляемся вдоль полок, и я познакомлю вас с различными категориями кашерной пищи и теми символами, по которым вы всегда сможете отличить кошерные продукты от некашерных.»
На обратном пути Барбара была очень возбуждена. Я, признаться, тоже.
«В первый раз в жизни мы начинаем следовать конкретной системе правил поведения, — сказал я. — Этот раввин говорит только по делу. Я пока не очень-то понимаю, что означает каждое из его предписаний, но то, чего он от нас требует, имеет, по крайней мере, точный и определенный характер. Оно не так беспредметно, расплывчато и туманно, как было это у первого ортодоксального раввина, с которым мы встречались. Этот подход нравится мне куда больше, чем абстрактное, философское теоретизирование.»
Мы вложили немало сил и энергии в осуществление программы, которую наметил для нас рабби Фрид. Нам пришлось столкнуться с немалыми трудностями, но, в конце концов, наш дом стал полностью кошерным. После некоторых колебаний, мы решили заменить всю свою посуду на новую. Рабби помог нам превратить в кошерную нашу мойку для посуды, но даже он ничего не смог сделать с прикрепленными к ее дну пластмассовыми подставками. К счастью, нам удалось их заменить.
ПОСТЕПЕННО ВОПЛОЩАВШУЮСЯ В ЖИЗНЬ программу рабби Фрида мы с Барбарой оценивали по-разному. Я, со своими познаниями в бихейвиоризме, шел обычным аналитическим путем и пытался понять, каким образом предписания еврейского закона «окрашивают» индивидуальные и групповые отношения между людьми.
Я подробно объяснил Барбаре, каким образом соблюдение кашрута должно постепенно ограничить круг наших знакомых такими же как мы, неукоснительно соблюдающими мицвот евреями.
«Если мы приглашаем человека к себе в дом, — говорил я, — угощение является очевидной социальной необходимостью. Еда действует как смазочный материал, облегчающий человеческое общение и обогащающий социальные контакты.
Разумеется, если наш гость в ответ пригласит нас к себе, то дома он захочет ответить тем же — ведь социальные контакты основаны на своего рода балансе взаимных компенсаций.