Вы — то, что на идиш называется фарбрентер, Алан, вы — слишком пылкий неофит, а все пылкие неофиты рано или поздно испытывают разочарование, столкнувшись с реальным миром религиозной жизни. В реальной жизни есть большое число неоднозначных ситуаций — не “черных” и не “белых”, а, так сказать, “серых”, и разобраться в них можно только при помощи новых галахических установлении. Раввинским авторитетам все время приходится решать, как применить Галаху к непрестанно возникающим новым ситуациям. Меняются ситуации — меняются и предписания.
Вы вправе испытывать разочарование и недовольство, Алан, но не забывайте также, что нужно проявить и понимание — во всяком случае, нужно постараться его проявить.»
Именно это казалось мне самым трудным. В свое время, когда первый раввин, с которым мы столкнулись, отказался сделать Дворе гиюр по тем же соображениям, которые я выдвигал сейчас, мы с Барбарой очень на него разозлились. Но Барбара правильно заключила впоследствии, что тогда мы просто не были готовы пойти на требуемые уступки.
К тому времени, когда на сцене появился рабби Фрид, мы и сами уже прошли довольно долгий путь, и потому были уже в состоянии выполнить предъявленные им требования. К тому же это решение пошло нам на пользу. Переход к соблюдению мицвот, несомненно, обогатил нашу жизнь и избавил нас от всех тех конфликтов, которые неизбежно возникают, когда ребенок учит в школе одно, а дома видит другое.
Но теперь я понял, что рабби Фрид и его коллеги видели в этой проблеме нечто гораздо более глубокое и принципиальное, чем я. Они относились к ней как к проблеме сохранения еврейской религии в реальных условиях современной жизни.
«Подумайте, Алан, — продолжал тем временем рабби Фрид. — Реальность такова: процент смешанных браков между евреями и неевреями растет с угрожающей быстротой. В результате возникает серьезнейшая проблема — каков статус детей в этих семьях, если мать-нееврейка не прошла “гиюр согласно Галахе”! А ведь с каждым годом таких детей становится все больше. Кем они станут в конце концов? Должны ли мы навсегда исключить их из еврейской общины или стоит поискать возможность включить их в нашу среду каким-то галахически приемлемым образом?
Устраивая гиюр для малолетних, пусть даже по упрощенным правилам, мы галахически вводим их в еврейскую общину. Но поскольку это делается в таком возрасте, когда они еще не понимают всего значения совершившегося, да и своей собственной выгоды, то по достижении ими соответствующего возраста — тринадцати лет и одного дня для мальчиков, двенадцати лет и одного дня для девочек — мы обязаны объяснить им значение такого гиюра. Если они согласятся воспринимать его таким образом, еврейский статус будет автоматически сохранен.»
«Отлично, — сказал я. — Но что, если, достигнув этого возраста, они все еще не будут соблюдать мицвот? Что, если они будут есть трефное и нарушать субботу? Тогда у них не будет никакого кабалат мицвот, — готовности соблюдать еврейские заповеди, — а в то же время они будут с полным основанием считать себя евреями, не так ли? Ведь они прошли гиюр “по всем правилам Галахи”, были зарегистрированы Американским раввинским советом, наконец, обучались в еврейской школе!
Почему бы им не считать себя евреями?! Но разве они на самом деле евреи? Что, если еврейский юноша женится на девушке, прошедшей такой гиюр, — разве их дети будут считаться евреями?»
Рабби Фрид поднялся, растерянно скользнул взглядом по своим книжным полкам и, помолчав, сказал:
«Я не знаю, Алан. Этого я действительно не знаю.»
Глава 3. Флорида и местная еврейская община
ПЕРЕПАЛКА О ПРАВИЛАХ ПРИЕМА детей в Еврейскую школу была одной из первых, в которые я оказался втянут благодаря своей растущей вовлеченности в еврейские дела, но далеко не последней. Следующий конфликт вспыхнул в связи с прибытием в наш город группы русских евреев.
Следует начать с того, что мы с Барбарой были очень обеспокоены проблемой так называемых «прямиков», которые, покинув Советский Союз, направлялись не в Израиль, а в Соединенные Штаты. Тем не менее мы, вместе со всей общиной, активно занялись их устройством на новом месте.
В одну из первых суббот после прибытия группы «русских» Барбара организовала визит нескольких женщин — активных членов общины в дома новых иммигрантов. Им подарили цветы, субботние свечи и подсвечники, а также кошерное вино.
Столь же активно участвовали мы и в сборе одежды и мебели для нуждающихся иммигрантских семей.
Однако вскоре после этого до меня дошли слухи, что русские иммигранты записывают своих детей в обычные государственные школы. Я был возмущен.
«Это же просто курам на смех! — говорил я Барбаре. — Они должны посылать своих детей в Еврейскую школу!»
Я обратился к руководителям общины и получил ответ, что в государственных школах детям иммигрантов будет легче интегрироваться в американском обществе. И вообще, разъяснили мне, русские евреи теперь могут реализовать свое неотъемлемое право на свободный выбор — разве не для этого они приехали в нашу свободную страну?
Я потребовал, чтобы мне предоставили возможность выступить перед комиссией, которая занималась абсорбцией новых иммигрантов. На заседании комиссии я изложил свое отношение к этому вопросу:
«Находясь в Советском Союзе, эти люди предпринимали беспримерные усилия для того, чтобы интегрироваться в русском обществе и русской культуре — и тем не менее были вытолкнуты вон. Как ни старались они забыть о том, что они евреи, советское общество постоянно напоминало им об этом. Их национальность была проштампована в их паспортах. Им напоминали о ней, когда они пытались поступить в университет или искали работу. Как бы ни старались они стать примерными советскими гражданами, их подвергали дискриминации как евреев.
И тем не менее, в отличие от эмигрантов прежних поколений, эти люди покидают свою страну со смешанными чувствами — надежды и растерянности. И порой растерянности у них больше, чем надежды.
В Советском Союзе им напоминали, что они евреи, несмотря на то, что они вели себя, как русские, а здесь, в Соединенных Штатах, они все еще ощущают себя русскими, несмотря на то, что они евреи. Только тут они вдруг осознали, как глубоко они привязаны к своему прежнему языку, своей культуре. При этом они даже не представляют, насколько далеки они от собственной религии и своих национальных корней.
Их положение требует от нас понимания и сочувствия. Конечно, важно, чтобы они быстрее почувствовали себя американцами. Но разве менее важно, чтобы они перестали ощущать неловкость из-за того, что они евреи, чтобы они перестали опасаться своего еврейства? Американцами они так или иначе станут, независимо от наших усилий. Но вот от еврейства они вполне могут уйти, если мы не поможем им его сохранить и не поощрим их в этом.»
Кончилось дело тем, что двое из шестнадцати иммигрантских детей все же поступили в Еврейскую школу. Я записал эту скромную победу на свой счет. Пусть скромная — но все же это была победа.
В ДРУГОМ СЛУЧАЕ Пригородный совет по образованию постановил, что два школьных дня, потерянные из-за сильных снегопадов, должны быть компенсированы за счет занятий по субботам.
Решение было мотивировано тем, что закон требует выполнения определенной годовой нормы учебных часов, а такая «компенсация» позволит без труда выполнить требования закона.
Против решения совета немедленно выступили несколько местных раввинов и различные еврейские организации. После бурной перепалки совет пересмотрел свое решение и согласился попросту продлить школьный год на два пропущенных дня.