Семья старшего сына живет вместе со стариками и ведет с ними общее хозяйство. Большая семья обычно не делится, пока жив ее глава. Вообще в Нгуенса действует правило; малой семье можно «отпочковаться» от большой только в том случае, если последняя насчитывает не менее десяти человек.
Выйдя из дома Нгуен Ню Ханя, я сразу же увидел его старшего брата. Он сидел на корточках перед крыльцом своего дома и просеивал падди, рассыпая его для просушки по домашнему току — площадке двора, мощенной кирпичом. Насколько братья были похожи внешне, настолько отличались по характеру. Нгуен Ню Шао оказался прямой противоположностью сдержанного и степенного Ханя. Он быстро и охотно реагировал на вопросы, пересыпая свои ответы многочисленными подробностями и отступлениями. Рассказал, что просеивает падди перед тем, как везти на кооперативную рисорушку. Рисорушка электрическая, и за очистку надо платить, но очень немного. Поэтому он только в редких случаях пользуется старым способом — очисткой вручную между двумя каменными жерновами.
Дом Шао — такой же кирпичный и аккуратный, только без двухэтажной пристройки. В семье всего пять человек, но и доход поменьше, чем у младшего брата. Передняя комната обставлена скромнее, зато в ней есть алтарь предков: Шао — старший, и день поминания отца устраивается у него. Деда поминают у старшего из двоюродных братьев, и так далее.
Гордость личного хозяйства Шао — примерно десяток хлебных деревьев «мит». Когда-то в детстве я думал, что достаточно плод хлебного дерева сунуть в печь, как он превратится в булку. И очень удивился, когда впервые попробовал скользкую, сладкую и, по мнению многих, дурно пахнущую мякоть «мита» и открыл для себя, что ничего общего с хлебом она не имеет.
Плодов, которые растут не на ветвях, а прямо на стволе, было много. Шао повел меня к самым крупным. Поглаживая их по зеленой пупырчатой поверхности, он называл предполагаемый вес: этот три с половиной, а этот все пять килограммов.
В отличие от бананов и папайи — дынного дерева «мит» высоко ценится на сельском рынке и пользуется большим спросом. Бананы и папайя есть у всех во дворе, а хлебное дерево не у каждого. Только на рынках крупных городов благодаря иностранцам, вкусы которых несколько отличаются от вьетнамских, бананы и папайя по цене соперничают с «митом».
И еще один фрукт, совершенно не покупаемый иностранцами, имеет большую цену у вьетнамцев и дает хороший доход хозяйству Шао. Это плоды арековой пальмы. Во дворе братьев Ханя и Шао шесть таких стройных красавиц, с гроздьями плодов поменьше куриного яйца.
Рядом с арековой пальмой сажают бетель, а часто вьюнок опутывает половину ее голого ствола. Кусочек мякоти арекового плода, завернуты?! вместе с известью, а иногда еще и табаком или «лаосским зельем» в лист бетеля, — это и есть та жвачка, которая непременно упоминается в любом романе вьетнамского писателя, даже если речь идет о совсем недавнем прошлом. Вьетнамцы жевали бетель с ареком испокон веков и поэтому связали с ним красивые легенды, присвоили ему чудодейственные качества, сделали его ритуальным атрибутом. Без порции бетелевой жвачки неприлично было приходить в гости, на церемонию памяти предка, на похороны, к мандарину с прошением. В скромном крестьянском быту она была лучшим подарком. А уж сватовство без бетеля никак не обходилось. Если в доме невесты начали жевать его при сватах, это означало: «Предложение брачного союза принято». Ни слова о свадьбе, но все ясно. Собеседники могут обмениваться улыбками и воздавать похвалы друг другу, но отвергнутый бетель — тактичный отказ.
Времена изменились, свадебный обряд упростился и осовременился. Деревенские юноши и девушки из разных тхонов и фамилий имеют возможность познакомить-я задолго до сватовства и определить свой выбор. Свадьба организуется сельским комитетом молодежной организации, а регистрация происходит в народном комитете общины.
Но первый приход сватов в дом невесты все равно называется «приношением бетеля». Для этой-то цели и растят Хань и Шао в своих дворах арековые пальмы. Название осталось, но среди подарков это снадобье играет сейчас чисто символическую роль.
В Ханое можно увидеть только глубоких старух, жующих бетель. Эта привычка еще диктовалась своеобразными представлениями о красоте. Поэтому и была больше присуща женщинам. Современные вьетнамки даже в деревне красоту понимают по-новому. Надо отметить, что эволюция эстетических воззрений развивается в сторону принятия интернациональных, «европейских» привычек.
Вот, к примеру, обычай красить зубы в черный цвет. Эта долгая процедура, связанная с множеством неудобств, еще в первой половине нашего века была почти непременной. Как только у ребенка вместо молочных вырастали новые зубы, их в несколько приемов покрывали прочным слоем натурального шеллака и других растительных смол. В то время вьетнамский писатель Фан Ке Винь, перу которого принадлежат ценные труды о старых обычаях, писал, что женщины для красоты красили зубы ежегодно вплоть до 30 лет. Фан Ке Бинь уже тогда замечал, что представления о красоте меняются, и предрекал угасание этого обычая. В последние годы нигде во Вьетнаме я не видел девушек с крашеными зубами. «Наверное, когда-нибудь белый цвет зубов будет считаться в народе таким же красивым, как сейчас черный», — писал Фан Ке Винь. Так оно и есть.
Будут ли дальше редеть рощи арековых пальм во вьетнамских деревнях по мере отмирания привычки жевать бетель с ареком? Гадать еще рано. Пока же арековая пальма — это, можно сказать, часть национального архитектурного облика вьетнамского села
…Брошенная в пруд горстка жмыхов рождает бурун. Нгуен Ню Шао подсовывает под этот водоворот сачок, и вот уже в нем бьются два красавца-карпа килограмма по три каждый. Они пойдут на обед. Рыбу вылавливают нечасто — только по особенно знаменательным для семьи дням или по случаю прихода гостей. Как и арековые пальмы, овощная грядка или хлев, рыбный пруд во Вьетнаме — обычная принадлежность крестьянского хозяйства. Общая площадь таких водоемов в стране превышает 50 тысяч гектаров. Кроме того, для разведения рыбы используют 84 тысячи гектаров заливаемых рисовых полей, особенно на юге, где летом поля покрываются водой на большую глубину и надолго.
Глядя на то, как Шао отлавливает аппетитных карпов, каким могли позавидовать и мои земляки-астраханцы, я вспомнил поездку в селение Майтяу, что находится в горной долине километрах в ста пятидесяти к западу от Ханоя. Оно населено людьми народности тхай. Мы сидели на решетчатом, отполированном до блеска бамбуковом полу свайного дома за горшком сладковатого и слабого спиртного напитка «кан», потягивая его через длинную бамбуковую «соломинку», и вели неспешный разговор с хозяином. Я заметил странный орнамент, едва проступавший на стенах в сумрачном мерцании домашнего очага. Сначала решил, что это коллекция тропических бабочек. Но составные детали рисунка оказались рыбьими хвостами, прикрепленными к стене.
Это в деревне считается признаком благосостояния семьи. Чем больше хвостов приклеено к стене, тем более счастливыми были минувшие годы для обитателей дома. Вид на пруд открывался прямо из незастекленного проема, служившего окном. Рыбу ловили, не выходя из дома, и у жителей деревни разведение карпов было чуть ли не культом. 60 процентов семей в Майтяу имеют такие пруды. Примерно столько же рыбоводческих дворов и в Нгуенса. Правда, здесь к делу подходят буднично и практически. Хвосты от съеденных рыб на стены не клеют. Но доход с «голубой нивы» имеют немалый.
И еще я вспомнил одну пресс-конференцию в ханойском выставочном центре Зянгво. Перед открытием экспозиции о развитии рыбного хозяйства в СССР выступал представитель Минрыбхоза, прибывший специально по этому случаю из Москвы.
Вопрос журналиста из столичной газеты «Ханрй мби» был переведен добросовестно и предельно точно. Но спрашивающий и отвечающий явно не поняли друг друга: «Расскажите о постановке рыбного хозяйства в Москве». Последовали цифры о системе магазинов «Океан», о том, как хранится рыбная продукция, поставляемая к столу москвичей. Но журналиста интересовало вовсе не то. Во Вьетнаме рыба совсем не хранится, и се почти никуда не возят. Желая написать о снабжении Москвы рыбой, спрашивающий хотел услышать, сколько, например, дают Москва-река и подмосковные озера, есть ли при промышленных предприятиях свои пруды. Его логика становится понятной после того, как вы узнаете, что в черте вьетнамской столицы и административного района Ханоя ежегодно добывается более двух тысяч тонн рыбы, что «рыбный цех» Тхайнгуенского металлургического комбината дает на обеды рабочим свыше ста тонн карпов в год.