От хлеба, колбасы, рыбы, консервов и сахара, которыми солдаты угощали мальчика, он быстро поправился. Худое лицо его округлилось, тело, как у ягненка, вкусившего зеленой травки, пополнело.
Боря теперь чувствует себя настоящим хозяином земли, походка его стала твердой, голову держит гордо, как подобает мужчине. Но со своей березовой палкой не расстается. И по-прежнему совсем не детская тоска таится в самой глубине его глаз. Но, может быть, только я один замечаю эту грусть. Я знаю, он продолжает ждать отца. Он верит, страстно верит в его возвращение. Он больше никогда не говорит мне об этом. Но я знаю. Я знаю… И ничем не могу помочь.
Плотный сибирский снег стал ноздреватым. Он постепенно, день за днем таял от весеннего солнца, и вскоре по улицам поселка с журчанием побежали ручьи.
Однажды Ермотик спросил у меня:
— У нашего артиста есть какая-нибудь обувь, кроме этих насквозь промокших рваных сапог?
— Не знаю.
— Вы же друзья.
— Я не подумал об этом.
— Эх вы, молодежь, не умеете вникать в судьбу людей!
В это самое время вошел Михаил Александрович.
Увидев мое смущенное лицо, начальник станции спросил:
— Что случилось?
— Надо бы помочь этому мальчишке, — объяснил Ермотик.
— Что за мальчишка? — переспросил Михаил Александрович.
— Артист.
— Да… Дело говоришь. Пальцы его торчат. Чего доброго, еще ревматизм схватит, — сочувственно сказал начальник станции.
— Если бы у него сменная обувь была, сапоги его можно было отдать в ремонт. Рядом со мной живет старик сапожник, — заключил Ермотик.
— Погоди… У моей дочери сохранились старые, совсем неплохие ботинки, — вспомнил Михаил Александрович. — Бадма, приходи возьми эти ботинки.
Приоткрылась дверь красного уголка.
— Бадма, у меня к тебе дело.
Дверь сразу захлопнулась. Я побежал и за руку привел мальчика.
— Здоров, артист! — сказал Ермотик.
Мальчик подал руку сначала начальнику станции, затем секретарю парткома.
— Почему ты избегаешь меня? — прямо задал вопрос Ермотик.
— Когда я избегал тебя? — Боря черными бусинами глаз уставился на секретаря.
— Когда захожу в красный уголок, ты бежишь, как от нечистого духа…
— Есть тому причина, — угрюмо ответил Боря и замолчал, считая, что вопрос исчерпан.
— Что за причина? — вмешался в разговор Михаил Александрович.
Боря с молчаливым восхищением смотрит на начальника станции. Стройная фигура, красивая железнодорожная форма, да еще на плечах серебряные погоны со звездочками. Да, такому человеку можно и позавидовать…
— Вы же будете ругать.
— Кого?
— Моего друга.
— Почему? — удивился Ермотик.
— Что он пускает сюда посторонних…
Взрослые засмеялись. Ермотик схватил мальчика за руки и тепло сказал, вглядываясь в него, точно увидел впервые:
— Ну, артист, ты всегда будь таким… отзывчивым. Это хорошо, что ты так заботишься о своих друзьях… Какое же у тебя дело к Бадме? — вспомнил Ермотик, Мальчик хитровато ответил:
— Этого нельзя говорить. Это наша тайна…
Ермотик и Михаил Александрович ушли.
Боря долго молчал, уйдя в какие-то свои сокровенные нелегкие мысли.
— Знаешь, Бадма, — сказал он наконец задумчиво, — а они ведь не такие плохие люди.
15
В детстве я любил собирать в степи тюльпаны. Вы видели, как цветут тюльпаны у нас в степи? Вряд ли существует более величественная красота на свете.
Цветы, вечером похожие на скромные колокольчики, утром неузнаваемы. Поднимается солнце, и, напившись его тепла, тюльпаны распускают во все стороны свои красные шелковые лепестки. И волнуется и колышется степь, устланная разноцветными коврами. И так хочется утонуть в этих коврах и дышать пьянящим воздухом нашей родной калмыцкой степи.
Мой маленький друг расцвел, как эти тюльпаны.
Мать сшила ему из подаренных солдатами обносков штаны и рубашку. Ботинки, подаренные начальником станции, пришлись совсем по ноге.
Боря теперь сам похож на маленького солдата. Голос его с каждым днем, кажется мне, становится чище, звонче, задушевнее; в свои пляски он вносит все новое и новое, разнообразит движения, придумывает сложные фигуры.
Как-то на станции появилась маленькая русская девочка, со светлыми волосами и голубыми глазами. Стоя на перроне, она изумленно и восторженно следила за калмычонком, а потом тяжело, судорожно вздыхала, видя, как солдаты одаривают Борю хлебом и сластями.