Но самое главное, конечно, не в этом. Оно в том, что Вера потеряла все разом. Вообще все. У нее больше ничего нет. И никто не вернет. Нет такого сценариста, который переписал бы заново сценарий ее жизни. Нет такого режиссера, который поставил бы новые мизансцены. Нет оператора, который снял бы ее счастливый проход по этим же самым улицам Санкт-Петербурга. У нее вообще ничего нет. И никого. Она одна. Абсолютно. А начиналось все банально…
Глава 1
ВЕРА
– Верочка, оставь ты, наконец, этот идиотский дебилизатор! Хуже телевизора, честное слово! – крикнул из кухни муж, и Вера с неохотой оторвалась от экрана компьютера.
Она только что написала сообщение и ждала ответа. Впрочем, можно, пожалуй, пойти поужинать. Пусть ответное сообщение повисит нераскрытым, а ее визави потомится. Полезно.
– Гляди, что я приготовил! – Андрей выставил на стол кастрюльку, в которой исходила душистым паром картошка с мясом, и добавил: – С укропчиком! С петрушечкой! Одним запахом только можно напитаться! Давай тарелки!
Вера достала из сушилки две тарелки с красными ободками и поставила на стол. Пахло действительно очень аппетитно. Она положила дымящиеся горки мясной картошки себе и мужу, а он тут же посыпал их мелко нарезанным зеленым луком.
– Может, тяпнем под картошечку винца? – предложил Андрей. – Еще осталось немного с твоего дня рождения. Давай?
– Давай, – согласилась Вера. Почему бы под хорошую еду и не выпить чуть-чуть?
– Итак… за нас! Скоро нам с тобой двадцать пять! Серебряные медалисты! Ты, надеюсь, помнишь?
– Конечно.
– Как будем отмечать?
– Не знаю… Сходим в какой-нибудь ресторан. Вдвоем.
– Ну ты даешь, Вер! Это ж, как ни крути, серьезный юбилей! Надо позвать друзей. Не простят! Про родственников уж и не говорю. Помнишь, как все ломились к нам на двадцатилетие свадьбы?
– Конечно помню. А еще помню, как ты приволок домой кучу ненужного фарфора!
– Ну дык… свадьба-то была фарфоровой!
– Ну и подарил бы фарфоровую чашку!
– Скажешь тоже – чашку… Двадцатилетие совместной жизни – это тебе не какой-то занюханный день рождения! Это ж понимать надо! Не все доживают!
Вера расхохоталась.
– Ага! Зато у нас теперь фарфоровых серви-и-изов… – протянула она и нежно потрепала мужа по щеке, – как грязи! Еще тот, самый первый, свадебный, до конца не добили! А ты приволок и синий, кобальтовый, потом белый с розами… Родственнички удружили двумя кофейными, совершенно одинаковыми…
Андрей встал со своего места и, присев возле Веры на корточках, обнял ее за талию.
– А что тогда тебе подарить на двадцать пять? – интимным шепотом спросил он. – Серебро – это само собой! А еще что? Хочешь какой-нибудь… например… пеньюар? Такой… весь в перьях…
Вера рассмеялась еще громче и, продолжая улыбаться, спросила в ответ:
– Ну и зачем нам, гагарам, пеньюары?
– Почему вдруг гагарам?
– Во-первых, потому, что в перьях, а во-вто рых, потому, что рифмуется: гагары – пеньюары! Вспоминай, как учил в школе: нам, гагарам, недоступно…
– «…им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни…» – весело поправил ее муж. – Это ж я на всю жизнь запомнил! Горький. «Песня о Соколе». Классику надо знать, гражданка преподаватель русской литературы!
– Ага! Знаю! Нам, гагарам, недоступно наслаждение пеньюарами! Ну скажи, зачем мне пеньюар на одну минуту в день?
– Почему на одну?
– А потому что стоит мне появиться перед тобой в обыкновенном халате на голое тело, как ты его с меня сдираешь! Двадцать пять лет подряд, между прочим!
– Так это все потому, что я все двадцать пять лет преданно и верно тебя люблю! – ответил Андрей и принялся расстегивать на ней домашнюю блузку.
– Андрюха, а как же картошка с укропчиком? – Вера, притворно рассердившись, оттолкнула руку мужа.
– А-а-а… – отмахнулся он и вернулся к ее пуговицам. – Подогреем потом…
– Таська придет!
– Не придет! Когда она приходила раньше двенадцати?
– Ой, Андрей, не нравится мне все это. – Вера уже без всякого притворства отстранилась от мужа. – Вляпается она куда-нибудь…
– Давай поговорим об этом попозже… Должна же быть у нас и своя жизнь, а, Верочка?! Хоть сейчас, когда дети выросли, и сами, наверно, там…
– Что сами?! Что там?!
– Ну… не знаю… Таське уже двадцать! Самый детородный возраст! Про Милку вообще молчу.
– Совсем с ума сошел, да?! – возмутилась Вера. – Таська… она еще совсем ребенок!
– А сама ты была ребенком, когда Милку родила?
– Именно что была! Иначе ни за что не сделала бы этого в двадцать один год! Гуляла бы еще свободной и гуляла!
– То есть как это свободной?! Ты что, жалеешь, что вышла за меня замуж?!