— Все сказал? — голубые глаза сузились и обдали холодом. — Если в свои годы вы не в состоянии понять и удовлетворить желание женщины, вам уже никто не поможет. Но могу предупредить — ваше замечание не столь оскорбительно, сколь омерзительно, и как нельзя лучше характеризует вашу суть. Я запомню его. И обязательно верну.
— Только не нужно угрожать, не утруждайтесь.
— Не смейте изводить Аню.
— Нет. Я ее не извожу, сам мучаюсь.
Алексей накинул пальто, поправил ворот и качнулся к зятю:
— Хотите совет? Решите эту проблему радикальным способом — уйдите. Поступите хоть раз как мужчина — оставите Аню и свои мученья. Если вы, конечно, не садо-мазохист. Второе, пожалуйста, обращайтесь в любое время, а первое — апробируйте на другом объекте. Иначе наш разговор выйдет из мирного русла, и ваша физиономия будет иметь еще более плачевное состояние, чем запястья моей сестры. Обещаю.
Диван никак не хотел задвигаться. А может, я настолько ослабла, что не могла совершить элементарное действие?
— Помоги, — попросила Олега и поняла, что зря. Тот стоял у входа в комнату и смотрел на меня, словно прикидывал, как половчее убить. Он ждал повода к излитию накопившейся желчи и длительному нудному брюзжанию. Сейчас начнет шипеть и обвинять, вываливая в грязи. Так и случилось.
— Правильно: как братик на порог — постель расправляем, как муж пришел — заправляем. А если и я захочу, отдашься на полу?
— Олег, мне было плохо…
— Со мной или с ним?
— Прекрати, ты прекрасно понимаешь о чем я.
— Понимаю. Еще ночью просветили, твой криминальный элемент. Обещал лишить мужских достоинств, а также рук, ног. Жизни. Знаешь, почему? Потому что, он решил, что мое внимание производит столь неизгладимое впечатление на твой организм. Я причина ухудшения твоего здоровья.
— Это не правда. Мы немного повздорили с мамой по дороге…
— Но виноват остался — я. Как всегда. Ты не могла бы в следующий раз внятно объяснять причину приступов, дабы не утруждать связки своего сородича, а мой слух освободить от угроз и грязи! Мне невыносим его жаргон…
— А мне невыносим ты!!
Когда я кричала последний раз? А здесь не сдержалась. Помолчала с минуту и уже тише добавила:
— Я очень устала от твоих претензий и обид. Перестань, пожалуйста, хотя бы сегодня вести себя, как избалованный ребенок. Я, как любой цивилизованный человек, хочу встретить Новый год в спокойной благожелательной атмосфере.
— Ты думаешь это возможно? В обществе твоих братьев? Нонсенс!
— Почему?
— Потому что они ненавидят меня за один факт существования! Я не удивлюсь, если они убьют меня!
— Это смешно!
— Смешно?!! А мне — нет! Я абсолютно спокойно допускаю подобную мысль. Потому что знаю их. Твой Сережа…да что далеко ходить — Алексей Дмитриевич… Или Андрей — этот тихоня, мистер кашемир. Думаешь, я не понимаю, куда он клонит?! Думаешь, не понимаю, что они хотят выкинуть меня на улицу?! Не получиться! Это и моя квартира! И на все, что здесь есть, я так же имею право!
Я не хотела слушать и залезла в недра «стенли» жалея, что это не шифоньер совдеповских времен, створкой которого можно оградиться от горящих ненавистью глаз. Начала считать до бесконечности, стараясь не обращать внимания на крики. Складывала в сумку подарки, откладывала нужные вещи.
Олег, наконец, перестал бегать и щедро делиться флюидами ненависти с окружающими предметами — ушел в ванну, а я смогла спокойно одеться и привести себя в порядок.
К его выходу я была уже готова. Он значительно успокоился, окинул меня оценивающим взглядом и расплылся в довольной улыбке:
— А ты у меня королева, — обнял меня и уставился в зеркало. — Моя.
— Только твоя, заметь, — сунула ему приготовленную рубашку.
— Мне? — глаза заблестели, как у ребенка, при виде красивой игрушки.
— Конечно.
— У «Андрюшеньки» тоже…
— Нет, Олег. Только у тебя и для тебя.
Он довольно заулыбался и начал облачаться, крутиться перед зеркалом, любуясь своим отражением. Шелк загадочно мерцал, выдавая, как хамелеон то зеленый, то синий, то серый цвет.
— Не вздумай одевать джинсы.
— Я шелковые брюки одену — черные. А галстук, Аня?
— Не надо. Не твой стиль.
Я оглядела его и удовлетворенно кивнула — вот и король для королевы. Он повернулся ко мне, обнял и, виновато заглядывая в глаза, попросил:
— Ты не могла бы с Алешей поговорить?
— Что-то случилось?
— Ну-у, так, недоразумение. Начмед в отделение явился, а мы всего по бутылочке пива и приняли. В общем, я, Костя Гарбуз и Володя Семенов. Обещают влепить выговор и лишить премии.
— Переживем, — пожала я плечами. Его зарплата меня изначально не интересовала и поступала всегда в изрядно урезанном варианте.
— Да-а-а, но премия большая…
— Двести рублей? Подожди, дело не в премии. У тебя уже есть выговоры?
— В том-то и дело. Выгнать могут.
— Так что ж ты сразу с Алешей не поговорил?
— Ну-у…ты бы сама. Тебе он не откажет, а мне — легко. Наверняка.
Я кивнула, мысленно смиряясь с предстоящей ролью заступницы и просительницы.
— Только не надо на меня, так смотреть, — опять начал злиться Олег.
— Я смотрю на тебя совершенно нормально…
— Не надо, я же вижу — ты осуждаешь, киваешь, только бы отстал.
— Олег, ничего подобного у меня и в мыслях не было…
— Я не совершил преступления! Да, выпили по бутылке пива — и что?! Новый год! Операций нет, через два часа по домам…
Пиликанье мобильного телефона я восприняла, как помощь службы спасения.
Г л а в а 3 А Н Д Р Е Й
Он всегда был сам по себе, и в тоже время безраздельно с нами, одним из важных составных мира Шабуриных. Порой он так сильно напоминал мне Алешу, что я сомневалась в том, что они не близнецы. Тот же взгляд, те же манеры, уравновешенность и рассудительность, острый, пытливый ум. В принципе данное сходство вполне объяснимо с точки зрения психологии. У них небольшая разница в возрасте и почти одна и та же картина детских впечатлений.
Их выкинули за борт родительской лодки и отказали в помощи. И они поплыли, как смогли. И поняли, что вместе могут лучше. И были неразлучны. Алексей стал Андрею не только братом, но по сути — отцом, матерью, кумиром. Его решения были законом, не подлежащим ни обдумыванию, ни тем более сомнению.
Я могу лишь догадываться, почему Алеша избрал своей стезей акушерство и гинекологию, спешно переведясь на данное отделение. Как раз, будучи студентом пятого курса, он смог договориться с профессором Авдеевым, светилом областного масштаба, о частной консультации. Тот осмотрел меня и с чисто медицинским цинизмом предрек белые тапочки в расцвете лет от беременности в разных вариантах. Буквально через неделю Алеша уже учился на другом факультете.
С Андреем все было проще и прозаичнее. У него всегда проявлялся аналитический склад ума и недюжие дипломатические способности. Учиться ему было все равно на кого, лишь бы в итоге получать очень, очень много, быть полезным семье и стать веской, значимой фигурой, чтобы не затмевать, а именно оттенять своего старшего брата.
Алеша привел все это к одному знаменателю и указал единственный путь — юриспруденция. Врач есть. Нужен еще адвокат. Сергей был порой еще более невыносим, чем я, да и мама с папой то и дело разводились, делили имущество и нас, не спрашивая нашего мнения, словно мы — неодушевленные предметы.
Андрей выслушал доводы, кивнул и пошел исполнять. Поступил с блеском, с не меньшим блеском выучился, окончил университет с красным дипломом и тут же получил лестное предложение. Быстро пошел в гору. А после случившегося с Сергеем почувствовал свою значимость, могущество и полезность для семьи — гордо расправил плечи и зашагал еще бодрее.
Он никогда не унывал, проворно учился, но, увы, не всегда хорошему. В его арсенале появились весьма грязные способы достижения целей. Но по этому поводу он не переживал. К тридцати годам стал самым знаменитым и высокооплачиваемым специалистом и сам выбирал клиентов. Стал матерым хищником, еще более жестким и зачастую жестоким, чем Сергей. И даже я не всегда могла точно сказать, что он задумал, к чему это приведет, и все же оставалась для него авторитетом и светом в окне, как, впрочем, любой из круга «наших».