- Не знаю с чего начать, Валерий Александрович.
- Начинай в лоб, - твердо сказал Невродов и снял очки, чтобы не мешали серьезному и откровенному разговору. Очки вроде бы предназначены для разглядывания мелких предметов - буквочек, цыфирек, статей закона. А когда очки отложены в сторону - начинается крупный разговор, по большому счету. Собеседники как бы берут на себя обязательство не обращать внимания на мелочи, не цепляться за слова и оговорки.
- Я уверен, что вы правильно меня поймете...
- И я в этом уверен, - подхватил Невродов, поторапливая Пафнутьева.
- Иначе бы не пришел. А уж коли я здесь, то сознаю, что полностью отдаю себя в ваши руки.
- Бери меня, я вся твоя? - пошутил Невродов, но тут же смутился и покраснел от неловкости. - Извини, Павел Николаевич. Продолжай, прошу тебя.
- Значит так... Значит так... Докладываю - мне предложено подумать над тем, чтобы занять кабинет городского прокурора, - это была правда и Пафнутьев произнес слова с чистой совестью.
- И кто же предложил тебе подумать?
- Анцыферов.
- Куда же он сам собрался?
Пафнутьев не ответил. Он молча осмотрел кабинет Невродова, задержался на больших окнах, на застекленных шкафах, потом взгляд его, совершив еще несколько виражей, вернулся к Невродову.
- Так, - сказал тот. - Понятно. А меня куда?
- Не знаю. Так далеко разговор не простирался.
- Хорошо... Допустим. Чего же ты хочешь от меня?
- Если вы знали о том, что я сказал - это один, разговор. Если я сообщил новость - это другой разговор. Вы что-нибудь знали?
- Нет. Об этом мне не было ничего известно, - неподвижное лицо Невродова начало медленно покрываться красными пятнами Он вынул большой клетчатый платок, протер руки, коснулся им лба, снова сунул в карман. Прости, Павел Николаевич, но я не знаю, зачем ты пришел ко мне? Ты сказался от предложения?
- В тот момент, когда об этом шел разговор, я не отказывался.
- Разумеется, - кивнул Невродов. - Дальше, - Но и не визжал от восторга.
- Этого и не требуется.
- В мои планы не входит занятие кабинета Анцыферова.
- Что же входит в твои планы?
- Анцыферов берет взятки.
- Ха! - Невродов откинулся на спинку кресла. - Ну, ты даешь, Павел Николаевич! А кто их не берет?
- Он берет их за прикрытие уголовных дел.
- Естественно, он же прокурор. За что же ему еще могут платить? Невродов рассмеялся, но смех его не получился беззаботным. Настороженно рассмеялся прокурор, ожидая дальнейших пояснений.
- Я хочу, - Пафнутьев помолчал, подбирая слова наиболее уместные, наиболее точные. - Я хочу взять его на этом деле.
- И посадить?
- Да.
- Шутишь?
- Нет.
Невродов тяжело поднялся, прошелся по кабинету, поскрипывая вощенными паркетинками. Пафнутьев поразился его маленькой ноге - остроносые черные туфельки Невродова были, казалось, не больше сорокового размера. Он остановился у окна, некоторое время смотрел па улицу, потом постоял у шкафа, набитого кодексами, комментариями, справочниками, вернулся, но не сел, а, уперевшись в стол двумя руками, навис всем большим жарким телом над Пафнутьевым так, что тот даже пригнул голову.
- Кто об этом знает? - голос Невродова сделался заметно тише, что было уже добрым знаком.
- Уже двое.
- Так, - Невродов обошел вокруг стола и сел в кресло. - Тебе известно его прикрытие?
- Да.
- И ты надеешься этот козырь перебить?
- Да.
- Но это невозможно, Павел Николаевич.
- Очень даже возможно.
- Каким образом?
- Будет лучше, если я не отвечу на этот вопрос.
- Почему?
- Не хочу связывать вас знанием. И мне спокойнее. Просто я все беру на себя. В случае неудачи - гореть мне одному. Синим пламенем.
- Но санкцию-то я должен дать?
- Конечно.
- Но это же переворот, Павел Николаевич? Вы это хотя бы сознаете?
- Я прошу вас помочь в пределах закона.
- Но мы оба знаем, что такое закон в наше время, верно?
- Знаем.
- Зачем ты идешь на это? Ведь тебе светит кабинет городского прокурора?
- Высоты боюсь.
- Эго не ответ.
- Это самый честный ответ, который я могу дать. Ведь мы оба знаем, что такое закон в наше время и каковы будут мои обязанности в кабинете городского прокурора.
- Принимается... Но надо хорошо подумать, - Невродов сложил руки на столе и исподлобья посмотрел на Пафнутьева. - Ведь все только этим закончиться не может, это будет только началом...
- Скорее всего.
- Ты поставил меня в сложное положение, Павел Николаевич. Независимо от того, как я отнесусь к твоему предложению, к твоей затее. Ты это понимаешь?
- Да.
- Надо подумать, - проговорил Невродов после долгого молчания.
- Когда позвонить?
- Не надо мне звонить. Я сам тебя найду. Не торопи.
- Хорошо, - Пафнутьев поднялся.
- Ты откуда мне звонил?
- Из автомата.
- Молодец.
- А здесь все в порядке? - Пафнутьев кивнул на ряд телефонов, выстроившихся на столе Невродова.
- Надеюсь - Надо бы уточнить, Валерий Александрович.
- Уже. Тут порядок. Подчистил немного.
- А было что подчищать?
- Было, - Невродов опустил глаза.
- До скорой встречи, Валерий Александрович. Буду ждать вашего звонка.
- Жди, - кивнул Невродов и протянул руку, настороженно глядя Пафнутьеву в глаза. - Не дрогнешь?
- Нет.
- Я позвоню, - повторил областной прокурор.
Только выйдя на улицу, Пафнутьев перевел дух - он не привык говорить в таком темпе. Когда на его пути оказался гастроном, он зашел внутрь и у стоики купил стакан томатного сока - больше ничего на разлив не продавали. Сок оказался настолько отвратительным, что он почти полный стакан оставил на прилавке. Выходя в дверь, оглянулся - молоденькая девушка спокойно выливала его недопитый сок обратно в стеклянную колбу.
***
Сверившись с адресом в блокноте, Пафнутьев прошел во двор дома, осмотрелся. Двор был чист, ухожен, что уже вызывало удивление - очень мало осталось в стране ухоженных мест. Вдоль проезжей части стояли несколько машин, явно иностранного производства. Под толстыми кленами пестрели скамейки, к ним тянулись дорожки, подметенные дорожки. Дом был старый, сталинской еще постройки - толстые стены, кое-какие выступы над окнами, над дверями. Сегодня, во времена сверхэкономии и какой-то безумной гонки за заморскими стеклобетонными образцами, эти невинные карнизики казались архитектурными роскошествами. Когда-то в таких вот домах еще делали прихожие, оставляли кладовочки, да и кухни в них почему-то оказывались гораздо больше стандартных пяти метров.